Заметки о прозе Пушкина - [6]
В январе 1826 г. он писал Жуковскому:
«… Положим, что Правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов уславливаться…»
«Мое будущее поведение зависит от обстоятельств, от обхождения со мною Правительства». (Переписка, т. I, стр. 318).
7 марта 1826 г. он снова пишет Жуковскому: «Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости» (там же, т. I, стр. 335).
Письмо это полуофициальное, Жуковский в это время состоял при дворе воспитателем наследника престола.
Вероятно, содержание письма обусловлено самим Жуковским и предназначено для показа. Последние строки представляют собою предел уступок Пушкина того времени.
Пушкин еще не смирился.
«Семейственный»– исторический роман и отход от него
I
«Арап Петра Великого»
Название романа было дано издателями его при напечатании беловой рукописи в VI томе «Современника», уже после смерти Пушкина.
Вещь своеобразно биографична, она изображает историю одного из предков Пушкина.
Исторический материал, над которым работал Пушкин, вероятно, невелик. В основном он сводится к «Деяниям Петра Великого» И. И. Голикова, из «Приложения» к которым Пушкин взял анекдот о парижском петиметре и данные об отношении царя к старинной боярской спеси.
Биографические данные о Ганнибале введены были в повествование из жизнеописания Ганнибалов, которое было у Пушкина на руках.
Кроме того, Пушкин очень широко использовал в описательных частях повести статьи А. О. Корниловича, напечатанные в маленьком альманахе его «Руская старина» (С.П.Б., 1824 и 1825 гг.).
Я не привожу соответствующих мест из «Арапа», так как книга находится у всех на руках, но приведу несколько отрывков из альманаха.
Сборник этот очень хороший, статьи его представляют собою сводку, снабженную библиографией.
Возьмем статью о первых балах в России:
«Кроме сказанных танцев, был церемониальный, которым всегда начинались свадебные и вообще торжественные праздники: становились как в экоссезе; при степенной музыке мужчина кланялся своей даме и потом ближайшему кавалеру; дама его следовала тому же примеру, и, сделав круг, оба возвращались на свое место. Сии поклоны, повторенные всеми, заключались польским; тогда маршал, заведывавший праздником, громко объявлял, что церемониальные танцы кончились… В менуэтах дамам предоставлен был выбор… Мужчина, желавший танцовать с дамой, подходил к ней не прежде, как после трех церемониальных поклонов» (стр. 106–107).
Пушкин идет по этому описанию точно, называя только музыку «плачевной» и вводя оценку ассамблеи сразу с двух сторон: он показывает старых боярынь, недовольных ассамблеей, и молодого петиметра, сравнивающего ассамблею с парижскими балами.
Но и этот кусок восходит к источнику. Приведем отрывок:
«Матушки, воспитанные по старине, неохотно повиновались воле Государевой и жаловались на развращенное время, в которое девушкам позволялось, не краснея, разговаривать и даже (чего боже сохрани) прыгать с молодыми мужчинами» (стр. 102).
«Ассамблеи устроены были следующим образом. В одной комнате танцовали; в другой находились шахматы и шашки; в третьей трубки с деревянными спичками для закуривания, табак, рассыпанный на столах, и бутылки с винами» (стр. 102).
Здесь дана и картина ассамблеи, которую Пушкин только развернул, и показана оппозиция старух.
Но конфликт, в который попадает Корсаков, неосторожно сам подошедший пригласить молодую гостью и за это наказанный «кубком большого орла», Пушкин вносит от себя. В его источнике написано так:
«Вообще наши тогдашние танцовщики, одетые по образцу придворных Лудовика XIV, перенимали и в обращении уловки сих корифеев светской жизни, но подражая, старались иногда превосходить тех, которых брали за образец. Таким образом мужчина, желавший танцовать с дамою, подходил к ней не прежде, как после трех церемониальных поклонов».
По смыслу отрывка, именно парижские петиметры и внесли чопорность на ассамблеи; церемониальное приглашение не было новостью для человека, приехавшего из Парижа.
Материал, которым пользуется Пушкин в своей повести, в бытовом отношении не велик. Книжка, вышедшая в 1825 г., притом книжка очень небольшая, используется им через два года почти целиком.
У Пушкина нет попыток удивить читателя новизною материала. Он идет шаг за шагом за одним источником. Из этого же источника он взял и фигуру шведского пленного – учителя танцев.
Писателю имеет смысл сличить статью из сборника Корниловича с повестью Пушкина для того, чтобы убедиться, как интенсивно использует Пушкин материал. Но одновременно мы видим и другое. У Пушкина все приведено в движение; ассамблея оживлена реальными, чрезвычайно резкими по своей окрашенности героями.
В ассамблею введен царский арап Ибрагим, причем он показан прямо после приезда из Парижа.
Так позднее, в плане, в боярский дом введен стрелецкий сын, и через него, очевидно, вводится вся история Софьи и стрелецкого бунта.
Таким образом быт у Пушкина дается в столкновениях.
Роман не был дописан. Написанные главы не целиком появились при жизни Пушкина.
«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.
« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».
Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.
Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.