Заметки летописца - [20]

Изъ опроверженій укажемъ на два особенно выдающіяся. Одно относится къ Вольтеру, другое къ Маколею.

Ренанъ упомянулъ о маломъ научномъ значеніи Вольтера. Объ этомъ маломъ значеніи читатели могутъ найти не мало свидѣтельствъ; объ немъ говоритъ даже Гейне, который, не смотря на все свое легкомысліе, невольно бросаетъ свои граціозныя кривлянья, свою иронію и напыщенность, какъ скоро дѣло зайдетъ о величіи нѣмецкой науки. Тутъ онъ почти искрененъ. Тѣмъ не менѣе, «Заграничный Вѣстникъ» счелъ нужнымъ заступиться за Вольтера. Ренанъ говоритъ о Вольтерѣ: онъ не понималъ ни Библіи, ни Гомера, ни греческаго искусства, ни древнихъ религій, ни христіанства, ни среднихъ вѣковъ. Въ области мысли онъ не многому можетъ научитъ. Онъ былъ внѣ традицій высшей; отъ него не вышло никакого дѣйствительно плодотворнаго ряда изысканій и трудовъ. Вольтеръ не образовалъ школу. Я вижу, что идетъ отъ Декарта, отъ Ньютона, отъ Канта, отъ Нибура, отъ Гумбольдтовъ; но не вижу ничего, что бы шло отъ Вольтера.

Приговоръ тяжелый, и притомъ отличающійся тою тонкой отчетливостію, которой такъ много у Ренана. Что же возражаетъ противъ него «Заграничный Вѣстникъ»? Для того, чтобы опровергнуть Ренана, слѣдовало бы доказать, напримѣръ, что Вольтеръ образовалъ школу, что отъ него идетъ рядъ трудовъ и изысканій, или же то, что онъ понималъ или Библію, или греческое искусство, или древнія религіи, или христіанство, или средніе вѣка. Иначе, что же это за историкъ? Но «Заграничный Вѣстникъ» и не думаетъ объ этомъ и, слѣдовательно, оставляетъ въ полной силѣ обвиненіе Ренана. А возражаетъ онъ такъ:

«Это возмутительная несправедливость относительно одного изъ славнѣйшихъ французскихъ дѣятелей. Мы совершенно оставляемъ въ сторонѣ жизненное и публицистическое вліяніе Вольтера, его борьбу съ суевѣріемъ и невѣжествомъ, длившуюся всю жизнь. Это достоинство признается за Вольтеромъ всѣми мыслящими людьми; оно признается и Ренаномъ. Сказавъ о немъ: „nous vivons de ce qu'il а fondé“ (мы живемъ тѣмъ, что имъ основано), Ренанъ самъ опровергъ уже частію то, что сказалъ впослѣдствіи: будто Вольтеръ не оставилъ послѣ себя школы. (Да вѣдь Ренанъ говоритъ объ области мысли, о настоящей школѣ, а по „Заграничному Вѣстнику“ выходитъ, что какіе нибудь иновѣрцы, пользующіеся, положимъ по милости Вольтера, терпимостію во Франціи, составляютъ школу Вольтера!). Но мы говоримъ именно о той сферѣ, которая составляетъ исключительный предметъ изслѣдованій Ренана — объ исторіи. Ни въ одной сферѣ своихъ твореній Вольтеръ не оставилъ такихъ неизгладимыхъ слѣдовъ, какъ именно здѣсь. Онъ первый взглянулъ на исторію, какъ на жизнь человѣчества, подчиненную естественнымъ законамъ, — какъ на жизнь массъ, въ которыхъ личности государей, министровъ, полководцевъ исчезаютъ какъ незамѣтныя единицы, а битвы и торжества составляютъ ничтожныя явленія въ общей картинѣ. Онъ выбросилъ миѳъ изъ исторіи, потрясъ авторитетъ древнихъ разсказчиковъ, внесъ въ исторію критику, которая очистила мѣсто для возсозданія исторіи въ XIX вѣкѣ. Онъ явился предшественникомъ Нибура въ римской-исторіи (жаль, что Нибуръ ничего объ этомъ не зналъ?), однимъ изъ самыхъ свѣтлыхъ дѣятелей въ очищеніи исторіи семитическаго востока отъ хлама, ее загромождавшаго, и, безъ него, самые труды Ренана на его спеціальномъ поприщѣ были бы невозможны».

Вотъ похвала, которая, что называется, хуже порицанія. Внимательный читатель, прочитавши ее, сейчасъ скажетъ: теперь ясно, что Ренанъ правъ; какъ видно, Вольтеръ дѣйствительно не понималъ ни Библіи, ни Гомера, ни греческаго искусства, ни христіанства, ни среднихъ вѣковъ. Въ самомъ дѣлѣ, онъ видѣлъ въ миѳахъ какой-то хламъ и занимался тѣмъ, что выбрасывалъ этотъ хламъ за окошко, чтобы хорошенько расчиститъ мѣсто. Понятно, что съ такими пріемами далеко уйдти нельзя, и что Гомеръ, напримѣръ, такъ цѣликомъ и долженъ былъ отправиться въ помойную яму. Точно такъ же, взглядъ, что личности исчезаютъ въ массахъ какъ незамѣтныя единицы, есть, очевидно, взглядъ глубоко анти-историческій, съ которымъ трудно что нибудь понять въ исторіи.

«Заграничный Вѣстникъ» не ограничился собственными похвалами; для подтвержденія ихъ онъ счелъ весьма полезнымъ опереться на могущественный авторитетъ, на Бокля. Странно! Если Вольтеръ самъ не можетъ спастись, то почему думать, что Бокль его спасетъ? Вотъ эта ссылка:

«Если можетъ быть и слишкомъ сильно выраженіе Бокля, что Вольтеръ „величайшій изъ историковъ, которыхъ произвела Европа“, то едва ли кто яснѣе Бокля понялъ значеніе Вольтера, какъ историка. Мы совѣтуемъ читателю для лучшаго пониманія ошибочности мнѣнія Ренана прочетъ снова стр. 593–611 перваго тома Бокля (въ перев. Бестужева-Рюмина)».

Плохая ссылка! Уже самая восторженность отзыва Бокля о Вольтерѣ невольно наводить на подозрѣнія. По этому отзыву, даже не читая Бокля, можно заключить, что этотъ писатель должно быть точно также не понималъ ни Библіи, ни Гомера, ни греческаго искусства, ни древнихъ религій, ни христіанства, ни среднихъ вѣковъ. Тогда не мудрено, что Вольтеръ показался ему величайшимъ изъ историковъ Европы.