Замена - [28]

Барон, названный в честь основателя рода Радульфом (впрочем, все прежние владельцы Вороньего замка носили это же славное имя), отсчитал с помощью капеллана — сам-то он считать такие мелочи, понятно, не удосужился — уже двадцать восьмой год со дня своего явления миру. Но лишь в последние полгода почувствовал вкус к жизни.

И вот вышло так, что барон Радульф напился. Нажрался, как распоследняя скотина. Нет, хуже, потому что никакая скотина так нажраться неспособна. Само собой, случалось доброму барону и раньше вкушать соки виноградной лозы до умопомрачения, но в этот раз веселящий нектар оказался наособицу вкусным и легким в питии, а остановить Радульфа было некому — его благочестивая супруга уже третий год согревала своим телом землю под могильным камнем.

Некоторые люди, перебрав, становятся добрыми и покладистыми, другие быстро засыпают, барон же принадлежал к третьей категории. Выпив больше, чем требовалось для поднятия настроения и снятия усталости, Радульф становился без меры свиреп и энергичен. Слуги в такие часы предпочитали не показываться на глаза хозяину, находили себе совершенно срочные дела где-нибудь подальше, а барон носился по пустым залам замка, разыскивая нерадивых «собачьих детей, прячущих от него свои ублюдочные хари»!

В этот раз кипящие в крови винные пары занесли Радульфа на верхнюю площадку донжона, с которого открывался красивый вид на чередование лесов и трясин, пересекаемых единственной в баронстве приличной дорогой. Барон был далек от желания обозревать окрестности, но, когда он, не обнаружив на площадке дозорного и оттого придя в неописуемую ярость, уже собрался перевешать «ослиных скотоложцев», взгляд его наткнулся на небольшой, явно вооруженный отряд, передвигавшийся в этот несчастливый час по дороге. Радульфу очень захотелось настоящей драки, и в появлении этих людей он увидел ни много ни мало, как промысел Господний и знак особой любви Всевышнего к своему рабу! Медлить было нельзя ни мгновения и Радульф, звеня кольчугой, скатился по лестнице во двор, мощным пинком снес хлипкую дверь в караульное помещение и, увидев перед собой испуганное лицо сержанта, залепил тому в нос кулаком в кольчужной перчатке.

— Все сюда, ур-р-роды! — Заорал Радульф. — Я вас даже из преисподней повытаскиваю! Бегом, ослиные выгузки! Последнего, кто придет, сам провожу до виселицы!

Обычно такая угроза помогала, потому что пару раз была исполнена со всем возможным прилежанием. Сработала и на этот раз. Барон ещё продолжал разоряться, выкрикивая угрозы в темный провал подвала, а за его спиной уже сложился разношерстый строй его подручных, свободных от несения службы на дорогах баронства. Сообразив, что больше на его зов никто не явится, Радульф раздраженно засопел, развернулся на каблуках и, сложив руки в замок за спиной, прошелся вдоль ряда побледневших лиц.

— Кто назначен быть сегодня на донжоне? — Он не смотрел ни на кого, но каждому показалось, что злобный взгляд барона направлен именно на него. А трезвый голос вкупе с непередаваемым амбре из перекошенного рта создавали для челяди картину какого-то неправдоподобного кошмара.

Из толпы, после короткого замешательства выпихнули пухловатого парня, растянувшегося во весь рост на каменном полу. Радульф наступил ему на спину, вытянул в сторону правую руку, в которую сержант с расквашенным носом вложил свой меч. Сверкнула блестящая дуга стали и раздался дикий вой смертельно раненного человека. Если бы барон был трезв, то, может быть, ему и удалось бы отсечь виноватому голову с первого раза, но, увы, парню не повезло — хозяин едва держался на ногах, а в глазах его всё двоилось, и потому первый удар оставил на шее несчастного лишь глубокую кровоточащую рану, сквозь которую сверкнули белым обнажившиеся позвонки. Но Радульф не был бы бароном, если бы еще в детстве не научился доводить начатое до конца. Он снова замахнулся, но и в этот раз тоже ничего не вышло: меч, звякнув о каменный пол, выскочил из его крепкой руки, а наклоняться за ним на глазах у слуг Радульф не стал.

— Добейте кто-нибудь эту скотину, — потирая отбитую ладонь, прошипел Радульф, и отступил в сторону.

Его услышали, несмотря на громкие крики казнимого, сразу несколько человек: как стая гиен они бросились на беднягу, обнажая по пути свои поясные ножи. Несколько чавкающих звуков, невнятное мычание, последний хрип, и к ногам барона выкатилась круглощекая голова с выпученными глазами.

— Так я поступаю с теми, кто плохо несет мою службу. Понятно?

Никто не рискнул отвечать, но многие судорожно кивнули.

— А теперь по коням! На дороге чужие! — громко выкрикнул Радульф. — И мне нужны их головы!

Под веселящий сердце звон доспехов люди пестрой толпой понеслись к конюшне. Последним поспешал сам барон.

Глава 13. Гровель и Бродерик

— Так неужели на самом деле так плохи дела у нормальных купцов? — Возвращаясь к недавнему разговору, спросил Бродерик.

— Отчего же? Я и не говорил, что они плохи, — усмехнулся в бороду Гровель. — Здесь очень важно понимать, когда стоит выскочить из карусели. Если ты все время расширяешь и расширяешь дело, то рано или поздно наступает момент, когда оно становится таким неповоротливым, таким громоздким, что просто на его содержание начинает уходить вся возможная прибыль. Толпы приказчиков обретаются по твоим лавкам, кораблям, обозам, их становится так много, что уследить за ними нет никакой возможности, начинается воровство и разгильдяйство. Каждый из этих умников норовит отщипнуть немного от общего дела в свой кошель, рассуждая, что от хозяина не убудет. Они сговариваются друг с другом за спиной хозяина, делят его деньги, предают ежедневно помногу раз.