Замаранные - [13]

Я прошел около шести кварталов от станции, затем остановил такси и, не испытывая ни малейших угрызений совести, заплатил водителю одним из полтинников Баррета.

Да пошел он, ублюдок пытался меня зарезать.

Я не мог произнести это вслух, потому что никогда никого не убивал, кроме как в зоне военных действий, и случившееся потрясло меня до глубины души.

А ты считаешь, что тут не зона военных действий? Тогда как это называется?

В такси я так отчаянно пытался разобраться в событиях утра, что у меня дико разболелась голова. У Зеба есть отличная фраза, описывающая подобные ситуации. Плохие карты во время игры в покер или неудача с женщиной могли легко вывести его из состояния равновесия.

Настоящий ослиный член, вот что это, Дэн. Долбаный ослиный член.

Я не знаю, что эта фраза означает в точности, но она полностью передает настроение.

У моего друга есть нечто такое, что хочет заполучить Ирландец Майк Мэдден. Причем настолько важное, что Мейси Баррету было велено прикончить любого свидетеля, который там окажется. Будь Зеб жив, Баррету не пришлось бы переворачивать вверх дном его лавочку, он бы и сам все отдал. Это я знал наверняка, потому что Зеб вообще не переносил боли. Однажды мне пришлось отвезти его в отделение неотложной помощи из-за сердечного приступа, оказавшегося всего лишь ущемлением нерва. Представляете, ущемление нерва? Дерьмо, да у меня такое происходило по дюжине раз за неделю, когда я служил в армии. Значит, Зеб наверняка уехал. А если и нет, то что я могу с этим поделать?

Ничего. Опустить голову и помолиться о том, чтобы буря прошла мимо. Молча скорбеть и надеяться, что все уладится само собой. Киношные истории про то, что солдаты никогда не бросают своих, – чушь собачья. Если кто-то остался за линией фронта, считается, что он погиб. Таково первое правило войны.

Глава 4

Я полтора часа потратил на ланч, с которым можно было бы управиться минут за десять, в закусочной «Чекерс дайнер» около парка. Я думал, что индейка покажется мне безвкусной, и ошибся. Это был самый потрясающий сандвич из всех, что я когда-либо здесь ел, а я тут частый посетитель.

«Я жив, и еда доставляет мне удовольствие», – сообразил я.

Я вспомнил, как мы возвращались на базу после разведки, и грязная вода из горлышка бидона для масла казалась нам божественным нектаром. Случившееся сегодня потрясло меня так, что вернулись воспоминания, и я снова начал думать как солдат; впрочем, может, это не так уж и плохо.

Когда я перестал наслаждаться волшебством еды, то снова начал размышлять про Зеба. Наверное, про него можно было сказать, что он мой друг. Единственный на свете. Когда тебе переваливает за сорок, считается, что в твой ближний круг должны входить несколько доверенных людей. Возможно, в Ирландии я мог бы рассчитывать на парочку армейских товарищей, но в Америке так и не обзавелся друзьями. Даже Зеб не стал бы терпеть серьезные неудобства ради меня. Как-то раз поздно ночью я вытащил его из постели, чтобы он отвез меня домой, и мне пришлось выслушивать его стенания по этому поводу целый месяц.

Я решил, что он мертв. Скорее всего. Так что надеяться на что-то не имело никакого смысла.

Деревья в парке еще не сбросили свой зеленый наряд, что было необычно для этого времени года, и листья даже не начали опадать. За оградой отец и сын бросали друг другу бейсбольный мяч, прямо как в фильме про счастливую семью.

А мое время уже ушло. Слишком поздно для игры в бейсбол и детей, у которых были бы мои глаза. Все, что я хотел теперь, так это дожить до вечера, чтобы снова слушать вопли моей безумной соседки.

Ирландцев считают сентиментальными нытиками, что чистая правда. У них на каждый луч солнца имеется собственная туча. Может быть, именно по этой причине мы с Зебом так хорошо ладили. Должен признаться, что мы оба просто обожали хорошенько, от души постенать. Впрочем, Зебулон уже покончил с жалобами на жизнь.

«Не рассчитывай на это, ирландская задница».

Разве что он все еще жив в моей голове.

* * *

Днем я наблюдал за своим домом с противоположной стороны улицы, где примерно в десяти ярдах от входной двери располагались три продуктовых магазинчика и итальянский ресторан, так что я сидел и нагружался булочками и кофе, как в какой-то момент здравый смысл начал требовать, чтобы я встал и ушел, в то время как желудок жалобно просил меня вздремнуть.

Я пил четвертую чашку эспрессо, когда два типа в костюмах поднялись по ступенькам моего дома, и похоже, что они торговали началом той жизни, а не концом этой. Явно не профессионалы. Они шли рядом и даже не потрудились проверить дверь, прежде чем в нее постучать. Любой, кто захотел бы пристрелить их, уже мог сделать это сквозь щель для почты.

Я оставался на посту еще несколько часов, но никакие подозрительные или подозрительно непримечательные типы так и не появились. Впрочем, это не означало, что у меня всё в порядке. Мейси Баррет еще даже не остыл в своем ковре.

В конце концов кофеин в моей крови победил углеводы, так что я отправился в клуб, который находился поблизости, и добрался туда к восьми, несколько удивленный тем, что все еще жив и здоров. Я не заметил даже косых взглядов прохожих – по крайней мере, посматривали на меня не больше, чем обычно. Я выгляжу так, что люди думают про меня всякие гадости, когда я прохожу мимо. Неожиданно я напоминаю им старого папашу, их дружка-козла или придирчивого босса.