Залпы с берега - [59]

По случаю торжественного события у нас был митинг. Комиссар Кирпичев, обращаясь к бойцам, сказал:

-- Снайперское звание для нас не самоцель. Боролись мы за него не ради тщеславия, а чтобы наш вклад в дело победы был весомее. Мы доказали, что можем работать по самому высокому классу. И не будет нам никакого оправдания, если этот класс мы снизим, если все последующие огневые задачи не будем решать на снайперском уровне.

В резолюции, принятой на митинге, мы заверяли командование флота, что будем и впредь совершенствовать свое боевое мастерство, что варварские обстрелы города Ленина будут получать сокрушительный отпор, что точность и неотразимость наших ударов по врагу будет непрестанно нарастать.

Через день мы подтвердили верность своему слову. Батарея получила приказ открыть огонь по неплановой цели. Через пять с четвертью минут грянул первый залп. Для не находящейся на дежурстве батареи это было существенным превышением установленного норматива. Точная корректировка позволила быстро перейти на поражение, и, как сообщили наблюдательные посты, вражеский узел обороны был начисто разгромлен.

После отбоя тревоги началось, как обычно, банение стволов. Краснофлотцы, уже узнавшие об успешных результатах стрельбы, с воодушевлением выполняли эту надоедливо-долгую, тяжелую работу.

Да, банить двенадцатидюймовые пушки, — это не то что шестидюймовки! Без техники здесь не обойтись. Сначала на деревянную вьюшку наматывалась ветошь. К вьюшке крепился стальной трос. Он протягивался через канал ствола и брался на барабан электролебедки. В электрическую вьюшка тянулась сквозь ствол. Ветошь с нее снималась, заменялась свежей и смазывалась пушечным салом. Этот процесс повторялся несколько раз, пока пропущенная через ствол ветошь не оставалась чистой.

После этого в ствол наливалась горячая вода с раствором щелочи, 15 бойцов брали длинную штангу с круглой щеткой на конце. Начиналось собственно банение — теперь уже труд ручной, физический. Щетку гоняли по каналу ствола взад-вперед, меняя воду до тех пор, пока она не становилась прозрачной. Затем снова возвращались к лебедке и вьюшке, протирая ствол насухо, до зеркального блеска. Затем в ход шла мягкая щетка, смоченная в жидкой пушечной смазке. Канал покрывался блестящим тонким слоем, предохранявшим его от ржавчины.

И такая операция, последовательно и неуклонно, проделывалась четырежды — с каждым из стволов.

Погода в этот раз была тихая, безветренная, припекало летнее солнышко, и я разрешил бойцам раздеться по пояс. Стоя на бетоне массива, я наблюдал, как они орудуют длиннющей штангой, весело выкрикивая в такт:

— Туда-сюда... Вперед-назад... Вашим-нашим... Гансу-фрицу...

Вдруг все покрыл чей-то голос:

— Самолеты!

Глянув вверх, я увидел три бомбардировщика, вынырнувшие с солнечной стороны из-за облаков. Они уже переходили в пикирование, целя в нашу и 312-ю батареи. Ничего не оставалось, как крикнуть:

— Воздушная тревога!

Бросив работу, все кинулись за башни, чтобы найти прикрытие от осколков за их броней. От самолетов отделилось по бомбе. В этот момент заработали зенитные пулеметы и пушки. Но они опоздали: бомбардировщики уже вышли из пике и уносились в сторону залива. А бомбы приближались к земле с нарастающим воем. Теперь было видно, что упадут они с недолетом, в лесу, перед массивом. И действительно, среди деревьев поднялись вверх три черных фонтана, взметнув вверх осколки и щепки., Слабое дыхание взрывной волны докатилось до нас.

Как по команде, моряки живо спустились с массива и устремились в лес, к месту падения бомб.

— Посмотрим, товарищ комбат, — предложил старшина Чуев, увлекая меня за собой.

Мы подошли к дымящимся воронкам, где уже толпились наши батарейцы. Шел оживленный обмен мнениями:

— А что, если бы не промазали фрицы, залепили в массив или в башню?

— Скучно нам бы пришлось.

— Нам-то да. А башне? Выдержала бы?

Судя по воронкам, бомбы были двухсотпятидесятикилограммовые. Для башен они не могли представить угрозы. И я внес ясность в спор:

— Не шумите, товарищи! Для наших башен не страшны бомбы и потяжелее.

— А если прямое попадание в ствол?

— Такое попадание было б чистой случайностью. Как разрыв своего снаряда в стволе. Такая точность — за пределом прицельного бомбометания. Думаете, почему немцы почти не бомбят форт? Потому что понимают, что потерь им не избежать, а разрушить батареи все равно не удастся.

— А эти чего ж прилетели?

— Отогнали их от Кронштадта, вот они и завернули сюда, чтобы не возвращаться домой с бомбами. Понадеялись на «авось». А зенитчики наши прошляпили. Вот и вам урок: о бдительности забывать нельзя. А теперь продолжить работу!

Моряки вернулись к пушкам. Снова зазвучало: «Туда-сюда...»

Сколько еще месяцев предстояло нам прожить в каждодневном боевом напряжении?..

Эхо Севастополя

 В конце июня мы настороженно вслушивались в сводки Совинформбюро, сообщавшие об ожесточенных боях в Севастополе. Все чаще в радиопередачах и газетах встречались знакомые фамилии береговых артиллеристов и морских пехотинцев, сражавшихся на Черноморском флоте. И как ни оптимистичен был тон, в котором рассказывалось об их боевых делах, о подвигах и героизме севастопольцев, мы понимали: положение там отчаянное.