Заложники - [63]

Скирвайлис сам проверил, достаточно ли крепко затянута подпруга, не слишком ли низко опущены стремена, не переставая при этом гладить холку, морду вороного, чтобы тот хоть немного привык к новому хозяину.

Князь перекусил на ходу и ушел в клеть. Остановившись напротив спящих в одной постели детей Мансте — своих внуков, он задумался. Да, пройдет совсем немного времени, и они возьмут в руки меч, подумал старик, ласково прикоснувшись рукой к головкам мальчуганов.

Оставалось самое трудное — попрощаться с женщиной, которая стала его поздней любовью. Скирвайлис умел владеть своими чувствами, не выдавать их окружающим, хотя каждый раз, отправляясь на войну, он чувствовал, как сжимается от боли сердце. Но в это солнечное утро Скирвайлис метался по двору, не находя себе места. Стоило ему увидеть прелестную белолицую Мансте, как его обдавало жаркой волной и он невольно делал шаг в ее сторону. Скорее в седло! Только когда раздастся цокот копыт и ветер подует ему в лицо, князь успокоится и сможет, как это бывало не раз, отвлечься.

Но вот отворились ворота, встревоженно заскулили собаки и нетерпеливо стали бить копытами землю кони.

Нетвердым шагом Скирвайлис подошел к неподвижно застывшей Мансте, крепко обнял ее и поцеловал. Затем, резко отпрянув, поспешил к хозяину дома, Вижейкису.

— Пригляди тут за моей женщиной, — тихо попросил он. — Ну, а если суждено будет погибнуть, знай: Локиста должна перейти к ней и ее детям!

Вижейкис молча кивнул в ответ.

Всадники сразу же пустили коней резвой рысью, поэтому спустя немного времени достигли леса. Обогнув огромный серый валун, тропинка исчезла под густыми елями. Всадники остановили коней, оглянулись, чтобы в последний раз посмотреть на гостеприимный дом, на высыпавших во двор людей. Князь почувствовал, как глаза его увлажнились. Такого на его памяти еще не случалось. Скирвайлис пришпорил коня и первым нырнул в чащу. Только тогда он украдкой смахнул скупую слезу.

Почти целый день они ехали лесом и только к вечеру увидели луга и разбросанные то тут, то там усадьбы. Местные жители уже знали, что началось восстание, поэтому, не ожидая приглашения, оседлали своих низкорослых лошадок и присоединились к всадникам. Скирвайлис был потрясен решимостью этих мужественных людей не колеблясь встретить смерть, предпочтя ее холопской жизни под пятой крестоносцев. Те, у кого не было оружия, брали с собой топоры, насаженные на длинные древки.

Князь почувствовал прилив сил, уверенность в себе. Его отряд увеличивался, люди пылали ненавистью к захватчикам — это давало надежду на то, что врага удастся изгнать с родимой земли.

Под Кальтиненай произошла первая схватка с рыцарями ордена. Отряд неприятеля был не слишком большим, человек пятьдесят. Они сразу набросились на жемайтов, но те дали им отпор, оттесняя к болотам, и там зарубили всех до одного. Первая победа! Повстанцы встретили ее бурной радостью, восторженно поделились захваченным оружием и конями.

Не успели они тронуться в путь, как дорогу им преградили трое верховых. Они сообщили, что со стороны Видукле, Расейняй и Эржвилкаса на запад движутся отряды жемайтских повстанцев во главе с воеводой из Билёниса Мингайлой. Тот попросил князя подождать его и затем взять на себя руководство объединенными силами.

Гонцы рассказали и другие новости. Литовская рать, возглавляемая Румбаудасом, дойдя до середины пути вдоль реки Дубисы, повернула на юго-запад и сейчас приближается к Неману. Румбаудас предлагает Скирвайлису прорываться к Клайпеде и Паланге.

Скирвайлис выслушал вестонош, не слезая с коня. Те говорили, а князь рассеянно глядел на просторную поляну, где повстанцы прилаживали трофейные латы, учились обращению с чужим оружием.

— Почему же сам князь Витаутас не пришел в Жемайтию, а послал вместо себя Румбаудаса? — спросил он.

— Этого мы не знаем, — ответил посыльный. — Не исключено, что он занят другими государственными делами, верно?

Скирвайлис ничего не ответил, хотя про себя и подумал: просто-напросто Витаутасу после его сделок с крестоносцами стыдно появляться в наших краях.

— Мы будем ждать вас близ дороги на Ретавас, — заверил старый князь. — Пусть Мингайла поторапливается!

Всадники пустили коней вскачь через поляну. Немного погодя следом тронулся и отряд Скирвайлиса, в котором уже было около трехсот человек — в него постоянно вливалось пополнение из окрестных деревень. Порой ополченцы приходили с пустыми руками или только с деревянными, правда, заостренными вилами или с самодельным луком, смастеренным из толстых ветвей ореха.

— Да как же вы собираетесь воевать без мечей? — спрашивал их Скирвайлис.

— Добудем, князь, не волнуйся! У крестоносцев отберем! — отвечали обычно молодые добровольцы.

Скирвайлис и не сомневался в этом. Людей, испытавших на собственной шкуре гнет завоевателей, не могла остановить никакая сила. Это раньше, когда их край был еще свободным, случалось, что один-другой жемайт не спешил вскочить на коня, чтобы дать отпор неприятелю. Сейчас же таких не было. Все — даже одноглазые, горбатые и кривые — примыкали к повстанцам. А в сражениях именно они нагоняли на врага больше страху, чем здоровые воины.