— Что ты пишешь?
Я и раньше спрашивала, но он мне не показал.
— Письмо доктору Роберту Каттеру, в университет Вандербильта.
— И что там говорится? Он ответил не сразу.
— Задаю вопросы, которые помогут направить его исследования в ключевые области.
— Какие именно?
— Я не могу объяснить.
— Но письмо доктору Каттеру достаточно длинное. Как же ты не можешь объяснить, что там написано?
Берт промолчал.
— А что плохого в том, что делается сейчас? Роботы, компьютеры, нанотехнологии.
— Мы уже достигли успехов в этих направлениях. Нам интересны другие.
— Какие?
Он положил письмо в конверт, заклеил и протянул мне.
— Я происхожу из большой дружной семьи. Все в нашем старинном роду — преподаватели. Я потерял отца, когда был совсем еще молодым. Необычный случай. Мы живем долго и неразлучно: сын, отец, отец отца, и так на протяжении нескольких поколений. Длинная, прочная цепь. Таков образ жизни нашего народа.
Когда я был всего лишь студентом, несчастный случай разорвал цепь. Необходимые ритуалы так и не были соблюдены. Некоторые события так и не произошли, и все из-за его смерти. Видишь ли, в нашей культуре ритуалы играют гораздо более важную роль, нежели в вашей.
— Это вроде церемонии окончания школы?
В июне промежуточная школа торжественно поздравляла своих выпускников. Играла музыка, и всех нас заставили идти строем, маленькими шажками.
— Да. Каждый день — все равно что церемония окончания школы. Дедушки пытались восполнить пробел, но я остро ощущал отсутствие отца. Отец — мостик в прошлое. Моя связь была рассечена. Мостик рухнул. Поэтому я прилетел сюда… найти помощь.
Я недоуменно оглядела письмо.
— Но здесь ты себе не поможешь.
Его глаза казались одновременно свирепыми и остекленевшими.
— Однако надежда есть, и моя надежда — на этой плодородной залежной планете.
Он взял листок бумаги и принялся за очередное письмо.
— Пойдем, Ник, — позвала я.
Берт так свято верил в людские технологии! И считал, что мы сможем решить проблему смерти его отца. Но мы ничего этого не можем! Мама иногда водила нас в церковь, но слова священника были для меня пустым звуком. Какого создателя нужно благодарить за появление на свет Ника? Кому я должна поклоняться?
Мы миновали дерево, которое однажды пытались срубить. Оно оставалось сухим, коричневым, мертвым. Значит, мы повредили ствол настолько, чтобы убить его. Остальные деревья стояли под густыми шапками изумрудно-зеленой листвы. Ник прижал ладонь к серой бескровной ране, которую мы нанесли.
Я шлепнула письмом по ладони. Как же помочь Берту? И что, по его мнению, мы можем сделать сейчас для его давно погибшего отца?
На полпути к трейлеру я распечатала письмо и так увлеклась, что, должно быть, не заметила Гарри.
— И какого дьявола это означает?
Я стояла на лестнице, ведущей к верхнему уровню форта. Берт непонимающе уставился на меня. Я продралась сквозь заросли шиповника, чтобы попасть сюда, и огромный шип вонзился в икру сквозь плотную ткань джинсов. Не обращая внимания на боль, я помахала письмом перед его носом.
— Это моя личная переписка с ведущими учеными вашего мира. Я была так зла, что губы плохо шевелились, а язык не слушался.
Наконец я поднесла бумагу к глазам и начала читать.
— Я почтительно спрашиваю, как можно рассчитать величину духовных и умственных проявлений, основанных на плотности нервных узлов в коре головного мозга? Очевидно, у собаки имеется меньше духовных сил, чем у человека. Связано ли это с размером мозга? Линейная ли это зависимость? Связана ли с другими параметрами, такими, как сексуальная активность или эмфатический показатель? Прошу также ознакомиться с приложенной мной таблицей данных. Повторяю: какого дьявола это означает? И что, по-вашему, ученые будут делать с этим дерьмом?
— Я надеялся направить их мысли в область изучения воспроизведения себе подобных.
— Хотите, чтобы вместо компьютеров они изучали духов?
— У нас уже есть компьютеры.
— Как насчет медицины? Берт отвел глаза.
— Это не имеет для нас никакого значения.
— Тогда займитесь своими исследованиями сами! Оставьте нас в покое! Зачем использовать нас для всей этой собачьей чуши?
— Мы не можем проводить исследования. Мы… бесплодны, в то время как ваша планета не ограничена нашей культурой и нашими ритуалами. У нас прекрасная медицина. Мы овладели нанотехнологиями. У нас нет болезней или… слабоумия. И мы платим за это стагнацией. Вы необузданные, дикие, живые. У вас нет границ, нет тысячелетий цивилизации, которая могла бы сдерживать ваш разум. Когда один из нас чего-то захочет, достаточно попросить, и машины, которые заботятся о себе и о нас, дают нам это. Если же вы чего-то хотите, для этого приходится работать. У вас есть побудительные стимулы, а у нас их нет. У вас…
Ник перестал играть с камешками и, тихо застонав, выглянул из двери. На лице краснела царапина: это шип задел его щеку, когда он ринулся за мной через проход между кустами.
Я увидела тени, шнырявшие за кустами терновника.
— Силли… я знаю, ты там.
— Наверх! — прошипела я Берту и, повернувшись, заорала:
— Гарри! Вали отсюда, ты, лужа козлиной рвоты!
— Кого ты там прячешь? — пропел он.
— Твой пенис, но он такой крошечный, что я потеряла его в наперстке, да так и не нашла.
