Залечишь мои раны? - [3]

Она не занималась больше выставками, фотографировала для журналов, делала портфолио, зато обеспечивала себя, чем пыталась гордиться. Должно же быть в жизни хоть что‑то, чем можешь гордиться? Если это не семья, с которой не сложилось, то пусть хоть в работе все будет удачней…

— Перерыв пятнадцать минут, — пролистывая фотографии и отмечая, что синий цвет губ моделей не слишком удачно выглядит на фоне выставленных декораций, Снежана отправила их отогреваться, а сама направилась обратно к столику, на котором оставила сумку для фотоаппарата.

— Снеж… — Аня подлетела сзади, обвивая талию подруги, засунула руки в карманы жилетки Снежи, отогревая окоченевшие пальцы.

— А? — Снежана не обернулась, продолжая заниматься аккумулятором. Кажется, придется покупать новый фотоаппарат, этот в последнее время слишком часто барахлит.

— У нас же завтра тоже съемка, да?

— Да.

Дальше Аня могла уже не продолжать. Даже оглядываться Снежане было не нужно, чтобы понять — подруга собирается отпроситься. Зачем? Кажется, сегодня не один осветитель собирается неплохо провести время.

— А ты сможешь…

— Сама? — Снежана закрыла отдел для батареек, поворачиваясь лицом к собеседнице. Она не злилась, даже пыталась порадоваться за подругу — если у нее в личной жизни полный штиль, это ведь не значит, что так должно быть у всех. Конечно, самой снимать вечером не хотелось, но это не причина отказывать.

— Угу, — Аня кивнула, а лицо девушки светилось ярче солнышка.

— Хорошо.

— Обожаю тебя! — девушка не бросилась на шею начальнице, только стиснула немного руку, а потом отпустила, возвращаясь к работе. Устраивать сцены щенячьей радости посреди съемок желания не было ни у одной, ни у второй.

— А кого мы снимаем? — Снежана окликнула свою помощницу, когда та успела уже отойти на несколько шагов.

— Да какого‑то бизнесмена, для журнала… Ну, ты его точно знаешь… — Аня развернулась, закрыла на секунду глаза, будто вспоминая, щелкнула несколько раз пальцами, — Са… Са… Господи, как же его… Сам…

Сердце Снежи упало в пятки. Упало так глубоко, как не бывало уже давно.

— Сам… Ну, боже ты мой… Самойлов! Вот!

Упало и осталось лежать. Дура.

— Я поняла, спасибо, — Снежана отвернулась, скрывая горечь, отобразившуюся на лице. Как есть дура. Дура, что хотела услышать другую фамилию, дура, что успела уже представить, как она заходит в студию, как фотографирует, он молчит, а потом признается, что скучал… Три года… Неужели трех лет было мало, чтобы искоренить подобные мысли?

Видимо, и пяти будет мало, и десяти, и двадцати.

Дальше съемка шла быстро. Желания создавать чудо здесь и сейчас, оживлять картинки у Снежаны не было, потому в апрельском номере журнала на обложке предстояло увидеть застывших с каменным выражением на лицах моделей с посиневшими губами. Стильно, модно, вкусно, жаль, взгляд на этом надолго не задержится.

Уже дома, в кармашке для батареек, Снежана нашла скомканную записку, оставленную, видимо, все тем же осветителем. Всего несколько слов:

«А ты часом не снежная королева, Снежана? Ты забыла осколок льдинки в сердце одного Кая, жду звонка…»

Это было мило. Мило настолько, что Снежана даже улыбнулась. Но не более. Записка полетела в корзину для мусора, не отозвавшись в мыслях даже досадой.

* * *

— Марк Леонидович, приехали, — несколько тихих покашливаний не принести желаемого результата, шеф не открыл глаза. Именно поэтому, борясь со своей природной чрезмерной учтивостью, Борис потратил на раздумья долгих десять минут, прежде чем разбудить шефа настойчивой тряской.

Он не боялся, что боссу такое поведение не понравится. Нет, возможно, любому другому начальнику, но не Марку. Просто было искренне жаль будить его, явно проведшего очередную бессонную ночь, по причине никак не позволяющей ему позавидовать.

— Угу, — он не спал, просто закрыл глаза. Думал, что на несколько секунд, а на самом деле — не успел заметить, как они проехали через весь город, оказавшись возле студии, на которой предстояло снимать. — Спасибо, — закрыв лицо руками, Марк отдал себе немой приказ взбодриться, собраться и закончить этот день так, как положено, а не перенося съемку до лучших времен. Лучших в его жизни не предвидится.

Улица встретила мужчину бодрящим холодком, освежившим лицо и мысли. Всего лишь час для съемки, а потом домой, спать… Нет, сначала позвонить, убедиться, что все хорошо, а потом спать.

Холл одного из офисных зданий, в котором находилась нужная ему студия, встретил Марка пустотой, приглушенным светом и подозрительным взглядом охранника.

— В четыреста двенадцатый, — мужчина даже не обратил внимания на молчаливый кивок, служивший доказательством того, что он может проходить.

Преодолев четыре этажа, Марк понял, что сонливость будто рукой сняло, а значит, час‑то он точно продержится. Лишь бы фотограф был настолько хорошим, как о нем отзывался один из партнеров, по чьей протекции Самойлов и решил к нему обратиться.

Стук, еле слышное «войдите», и Марк распахнул дверь, щурясь от слишком контрастно яркого света студии.

Первых несколько секунд ему казалось, что комната пуста, а свет остался исключительности по чьей‑то забывчивости, но впечатление было обманчивым.