Зал ожидания - [21]

— Это еще надо посмотреть, каков ты человек.

— Ну, смотри, — сказал Колька и неожиданно ударил Федора в плечо.

— Вот как ты… — Федор покачнулся, но устоял на ногах.

— Это я для разминки. — И ударил по другому плечу.

После третьего удара Федор развернулся во всю свою силу, Колька ухнул и ткнулся своей пуговкой в траву.

— Силен, — невнятно проговорил он, выплевывая листок подорожника. Вскочил на ноги и протянул руку — Теперь мы с тобой друзья на всю жизнь.

Любил Федор тихую спокойную жизнь, но как-то все не получалось, наверное, оттого, что не любят люди тихой жизни. Это он давно уже заметил и, кроме того, понял, что никто не хочет считаться с его желаниями. Все выдумывают разные и какие-то совсем лишние дела. Вот, к примеру, Анюта.

Работа у нее хлопотливая, беспокойная, но ей этого мало, она еще и в завкоме, и депутат райсовета, и заявление в партию подала… А тут еще этот Куликов… Хорошо, что он уехал из поселка, может быть, Анюта теперь успокоится и все пойдет по-прежнему.

Каждое утро сестра будила его. Нехотя выкарабкиваясь из сна, как из темной, теплой ямы, он прислушивается, как сестра легко ходит по дому. Такая большая и тяжелая, она умеет передвигаться так, что только чуть поскрипывают старые половицы. Это, конечно, оттого, что она очень сильная и ловкая.

В комнате темно, только из кухни через распахнутую дверь прорывается яркий свет, растекается по полу и дрожит на стеклах окон. Стекла едва синеют, и по ним бегут извилистые дорожки от утренней росы. В кухне уже зашумел на плитке чайник, сестра гремит посудой, ходики стучат — отсчитывают секунды, торопятся, подсказывая Федору, что тянуть дольше нельзя — пора вставать.

Когда он оделся и вышел на кухню, Анюта, торопливо допивая чай из большой белой кружки, говорила между глотками;

— Сегодня пильщики придут, так что после уроков сразу домой. Мужики хоть и знакомые, а все-таки ты за ними приглядывай. Ну, пошла.

Больше она ничего не стала ему наказывать по хозяйству: он и сам все знает и сделает не хуже, чем сделала бы она сама. И Федор знал свои обязанности и старался все сделать, что требуется. Он любил хозяйственные, домашние заботы за то, что они были привычные и совершенно необходимые для спокойной жизни.

В школу он пришел вовремя, как всегда. На широком каменном крыльце толпились ребята, и среди них Колька Зубков. Увидев Федора, он спустился с крыльца и пошел навстречу. Вот еще один, который доставляет только беспокойство.

— Ну, чего? — спросил Федор.

— Ничего, — ответил Колька и презрительно сплюнул.

Федор ожидал, что Колька сейчас начнет, как всегда, вызывать его на драку, ему все это надоело, и он хотел уйти, но Колька его остановил:

— Чего это ты, Федька, такой всегда скучный? Я, как пришел, подумал: вот мне друг. А с тобой даже драться тоска берет.

— А кто тебя просит драться-то?

— Так у нас не по злобе. У нас по дружбе. Для разгула крови.

— А мне никак не надо.

— Ты дерешься, как задачку решаешь. Квелый ты какой-то.

— Сам ты квелый, — проговорил Федор, думая, что это у Кольки новый способ вызывать на драку. Словесный.

Но Колька вдруг сообщил:

— Ухожу я из вашей школы. У вас тут помрешь от скуки.

Эта новость до того обрадовала Федора, что он совсем уж было расчувствовался и даже чуть не сказал: «Поддать надо бы напоследок», но вовремя остановился. Отпадает еще одно, совсем уж ненужное беспокойство.

Неудобный какой человек этот Колька, и то, что он уходит, очень хорошо.

— Ну, что ж, — проговорил он. — Тебе виднее.

2

После уроков, когда Федор спешил домой, у него было отличное настроение и даже, перепрыгивая через лужи, выбирал, где пошире.

Оказалось, что так даже интереснее.

И день выдался именно такой, какие ему нравились: тихий, солнечный. Сверкали и перекатывались искры по реке. На том, на дальнем берегу бесконечно раскинулись и вширь и вдаль разноцветные леса и поля — зеленые, желтые, красные. И над рекой и над лесами раскинулось такое просторное, такое чистое и прозрачное небо, что дух захватывало.

Тут Федор хотел немного постоять на краю обрыва, но, вспомнив о своих разнообразных делах, заспешил домой. Еще издали услыхал он завывание и треск моторной пилы и понял, что опоздал, что пильщики сами распоряжаются на дворе, и уже давно: вон сколько напилили. Увидав Федора, тот, который пилил, что-то крикнул своему напарнику и выключил пилу.

— Хозяин заявился, значит, надо нам перекур, — проговорил он.

Мужики были знакомые, они каждую осень приходили пилить дрова и в прошлом году чинили крышу. Один из них, Скрипачев, работал сторожем на лодочной базе, а другой, его помощник Влас Петрович, — начальником местной пристани. Должности у них необременительные, времени свободного много, вот и подрабатывают, выручают тех, кто сам не в силах справиться с многообразными хозяйственными тяготами.

Влас Петрович при ходьбе сильно припадал на одну ногу, за что в поселке его прозвали Рубь-пять. Он спросил:

— Ну, как учишься, не огорчаешь сестру?

И оттого, что Федор ничего не ответил, а только слегка вздохнул, Рубь-пять сказал:

— Это нехорошо. Она для тебя старается.

А Скрипачев заметил:

— Без огорчениев не проживешь. А женщину, жену или там сестру, если не огорчать, то она вскорости заскучает, и заведется в ней всякая дурость.