Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны - [41]

Большевики в народе видели и хама, и революционера. И интеллигенция иной раз озверевала и превращалась в такого кровавого хама, что никакому крестьянину и не снилось.

А теперь вернемся в наши дни. Волна революций, которая прокатилась по Европе на исходе Первой мировой войны, действительно преобразила немецкое общество, а также австрийское, венгерское, польское, французское… Поменялся общественный консенсус, поменялся компромисс между классами, слоями населения. Действительно, стали нормой и восьмичасовой рабочий день, и пятидневка, и профсоюзы резко усилили свою роль. И в этом огромную роль сыграли левые партии, прежде всего европейские социал-демократы.

Хорошо выученные уроки мы сейчас видим в социальном рыночном хозяйстве Германии, не говоря уже про Скандинавию или про Францию. Да и всю континентальную Европу можно считать продуктом тех событий, событий после Первой мировой войны.

Но, к сожалению, не современную Россию.

Социальный вопрос в России сегодня является ключевым, и он порождается огромным неравенством в обществе. Растущим неравенством. А также тем, что человек принижен, унижен и не чувствует себя личностью в этой системе. Он унижен тем, что никогда не станет богатым, а единственный, достойный уважения человек — это богатый. Он унижен тем, что никогда не получит право быть настоящим гражданином, ибо все за него решает коррумпированный чиновник. Сочетание этого неравенства с униженностью и придавленностью человека рождает раба, который легко превращается в хама, который легко озверевает в условиях социальных противоречий, а они очень глубоки. Поэтому очень важный вывод: если мы не решим этот социальный вопрос, мы никогда не получим демократического общества.

Или наоборот — если не создадим демократические институты, мы никогда не решим социальные вопросы?

Мнение по этому вопросу Александра Бузгалина:

Есть это гигантское противоречие: для демократии нет материальных предпосылок. И есть другая сторона этой медали: если нет демократии, то некому решать социальные вопросы. Нет того субъекта, который заставит богатого как минимум делиться, который обеспечит равные стартовые возможности, который даст возможность человеку реализовать свой потенциал. Вот в этом — ключ к современной новой России. Ключ в том, что нам нужна реальная демократия и реальная возможность каждого решать проблемы своей жизни на предприятии, в городе, в стране. Человек должен чувствовать ответственность и возможность что-то изменить в своих собственных интересах. И во-вторых, человек должен чувствовать себя социально защищенным и уверенным, что у него будет возможность реализовать свои трудовые, творческие и личностные возможности — свой потенциал. Таким образом, нерешенность социального вопроса — это блок, это шлагбаум на пути демократии.

Но есть ли в российском обществе живые силы, которые могут заставить государство меняться? Профсоюзы? О них даже стыдно говорить. Стыдно и горько. Левые партии? При всем уважении к ним, они деградируют — интеллектуально, кадрово и политически.

Традиционно говорят, что социальная справедливость — враг экономической эффективности. К чему приводит несправедливая экономическая эффективность, мы знаем по глобальному кризису, который сейчас начался и о котором сторонники этой справедливости говорили очень много. Но есть гораздо более важный позитивный момент. Если в сегодняшних условиях не сделать работника дорогим, социально-защищенным, высококвалифицированным и уверенным, никогда не удастся создать пресловутую инновационную наукоемкую экономику.

Эффективности без этого в современных условиях не будет. Можно было заставлять работать рабочего в доменном цеху двенадцать часов на заводе XIX века, но в ХХ веке этого делать уже было нельзя. Сейчас как минимум нужна социальная защищенность. И третий аспект, почему социальный вопрос нужно решать. Это вопрос нравственности. Экономисты, политологи как-то стесняются это слово произносить, но сказать надо: если в обществе нет здорового нравственного климата, если люди не уважают друг друга, то это общество обязательно породит огромные, глубочайшие противоречия.

В России очень специфический капитализм. Наша власть, с одной стороны, реально выражает интересы нефтяных и финансовых баронов. Это полуфеодальный клан. Их спасают резервами страны. Но власть устроена как абсолютистская. И точно так же, как царь всегда защищал бояр и князей, но любому боярину и князю, который пытался отнять у него кусок власти, давал по морде, — точно так же устроена и наша система. Вот в этом парадокс.

И все же, кто и как может изменить эту ситуацию?

Самое печальное то, что сейчас этих сил нет. Есть подспудное брожение в среде интеллигенции, прежде всего рядовой интеллигенции. Не надо думать, что интеллигенция — это всегда какая-нибудь элитная фигура с телеэкрана. На самом деле это учитель, воспитатель детского сада, библиотекарь, врач в деревне. А еще есть рабочие, которые сейчас оказались востребованными, но которых держат буквально за скот на заводах, потому что им что-то платят, но за людей не считают. Таких людей десятки миллионов, и они на самом деле потенциально могут и готовы изменять эту систему. У них очень быстро рождаются социально-творческие способности. Были же примеры оккупационных забастовок в нашей стране в 1998–2000 годах, когда обычные люди на обычных предприятиях оказывались хозяевами и очень хорошо их налаживали. И есть примеры за рубежом. Поэтому эти люди могут это сделать. Но им этого сделать не дают. Это невыгодно. И вот в той мере, в какой власть не дает реализовать людям свой человеческий потенциал — хоть немножко сделать то, что абсолютно необходимо, — в той самой мере власть готовит яму для всех нас.