Закопчённое небо - [77]
А что будет потом? До последней минуты с пистолетом в руке будет стоять она у окна. Она не струсит. Самое главное — целиком отдаться своему делу, пожертвовать собой, не сбежать в тяжелую минуту, ухватившись за протянутую тебе руку благоразумия. Она будет биться до последнего. Пули изрешетят ее крепкое молодое тело. И она умрет, полная ненависти и горечи.
Радостное ощущение счастья, потрясшее недавно душу Элени, погасло в ней навсегда…
Все молчали.
Девушка продолжала смотреть на Георгоса.
— Твоя очередь, ты последний, — сказала она. Георгоса трясло. Он с трудом сделал несколько шагов и остановился перед отцом.
— Как бы ты поступил на моем месте? — спросил он глухим голосом.
Полковник стоял, выпрямившись точно по команде «смирно», его большие уши смешно оттопыривались, руки точно окостенели.
Торжественная минута — вынесение решения — так взволновала его, что сердце у него готово было выскочить из груди. Он вдруг потерял чувство времени. Эта бедная комнатушка, сын, лица его друзей будто отступили куда-то в прошлое, стали казаться далекими, отрешенными от будничной повседневной жизни.
Он устремил на Георгоса суровый взгляд, так хорошо знакомый тем, кто служил когда-то под его началом.
— Я бы остался, — сказал он и без чувств рухнул на пол.
16
Полковник шел обратно посередине переулка. Как и раньше, он держал в руке смятый носовой платок. Но домик, увитый плющом, остался позади, Перакис больше не видел его.
Ставни в домах теперь приоткрылись, и люди, воспользовавшись затишьем, смотрели в окна, горя желанием узнать, что происходит. А солнце, проникнув за приоткрытые ставни, поспешило пожаловать к ним в гости.
Люди смотрели на странного старика с библейским лицом, который, с трудом передвигая ноги, брел к солдатам, словно хотел сообщить им какую-то страшную весть.
Толстый капитан ждал его на углу.
— Ну как, господин полковник? — заговорил он, закуривая. — Ничего не вышло! Так я и знал. Я же предупреждал вас с самого начала: они отравлены до мозга костей. — И, повернувшись к солдатам, он приказал: — Вперед, в атаку!
— Одну минуту! — закричал полковник.
Заметив, как Перакис переменился в лице, капитан сказал, сокрушенно покачав головой:
— Я сочувствую вашему горю. Всякий любит своего сына, даже если он преступник. Но долг…
— Не смейте! — оборвал его полковник. — Нет там солдат. Тебе некого убивать, болван. Твои снаряды разобьют посуду, разнесут в щепки стулья… Ты спалишь простыни… матрацы. Болван! Ты поджигаешь собственный дом!..
Дрожащей рукой Перакис коснулся плеча капитана.
— Что с вами, господин полковник?
— Забирай своих солдат и убирайся отсюда. Я приказываю тебе! — взревел он, и его пальцы впились в жирную красную шею капитана. — Я приказываю тебе! Ты младше меня по чину! Если ты грек, то должен повиноваться.
Какой-то солдат, наблюдавший за этой сценой, поднял автомат и прикладом ударил полковника по голове. А когда старик растянулся на земле, он грубо пнул его ногой и подсунул носок башмака ему под голову.
Перакис открыл глаза и впился взглядом в толстую, налитую кровью физиономию капитана, который молча стоял рядом.
Потом солдат внезапно выдернул свою ногу, и голова полковника упала опять на тротуар.
— Спроси, где он живет, и доставь его немедленно домой, — после некоторого раздумья пробормотал капитан. И, устремив взгляд на крыши, залитые солнцем, он в бешенстве заорал во всю мощь своих легких:
— Огонь!
17
После ухода полковника Перакиса в комнате воцарилось глубокое молчание. Мимис смотрел из окна на его удаляющуюся сгорбленную фигуру. Медленно текли минуты ожидания. Бывают такие мгновения, когда далекий равнодушный шум города приобретает особую выразительность. Он рассказывает о жизни, рождает разные картины, воскрешает лица, особенно когда каждый его звук ловишь в глубокой тишине.
— Динь-динь-динь!
Где-то там, наверно, за мостом, по асфальтированным улицам медленно проезжает машина мусорщика. Она так редко появляется в это смутное время, что всполошившиеся хозяйки с криком выбегают на пороги своих домов. У каждой находится что сказать мусорщику, который не переставая звонит в колокольчик.
— Динь-динь-динь!
Вот птица захлопала крыльями и улетела.
Мимис старался думать только о своем отце. Если бы он мог почувствовать сейчас на своем плече его широкую ладонь! Как в то время, когда отец, запинаясь, читал ему отрывки из собранных им статей. Если бы он мог хотя бы мысленно ощутить это прикосновение!
С легким скрипом приоткрылась ставня в доме напротив.
— Динь-динь-динь!
Юноша боялся пошевельнуться. Он всматривался в картины, разворачивавшиеся перед его мысленным взором, вслушивался в воображаемые звуки. И все это сливалось с настоящим!
Мимис стоит у окна и не может набраться смелости, чтобы повернуться лицом к стене, где висит вышитый кораблик, так любимый им в детстве, и отцовский выходной костюм…
Бедная козявка! Ей никак не удается найти какую-нибудь щелочку в оконной раме, чтобы выползти на волю…
Отец его погребен вместе с другими двадцатью девятью борцами. Над ним крест из двух палок и больше ничего…
Птица опять весело захлопала крыльями и села над его головой на стебель плюща.
Костас Кодвяс – известный греческий прогрессивный писатель. Во время режима «черных полковников» эмигрировал в Советский Союз. Его роман «Забой номер семь» переведен на многие языки мира. На русском языке впервые опубликован в СССР в издательстве «Прогресс». Настоящее издание переработано и дополнено автором. Это художественное описание одного из самых критических моментов современной истории рабочего и социального движения в Греции.Роман повествует о жизни греческого народа в 50-е годы, после гражданской войны 1946–1949 гг., когда рабочее движение Греции вновь пошло на подъем.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.