Закопчённое небо - [4]

— Ладно, дай пятерку. От пятерки не обеднеешь… А, Илиас?

— Ну хороша! Погоди, сейчас кончу!

— Я подожду, подожду, — пробормотал обрадованный старик.

Слышно было, как кто-то отодвинул засов наружной двери, потом быстрые шаги застучали по плитам двора. Это Никос, младший сын Хараламбоса, пошел на завод.

Старик, съежившись, застыл у стены. Он согревал дыханием свои замерзшие руки, следя в окно за сутулой фигурой Никоса. Множество воспоминаний всплывало в его памяти.

…Да, Никос родился в хорошее время. Тогда Мариго каждый год на пасху и в октябре к началу занятий в школе покупала ребятишкам новые ботинки, завязывала волосы Клио двумя большими бантами и мечтала, чтобы Илиас выучился на врача. Вскоре после рождения Никоса он, Хараламбос, открыл свою лавочку в какой-то дыре по соседству с другими текстильными лавчонками на улице святого Марка. Когда в те дни он говорил о своем торговом деле, лицо его сияло от радости, и, шутливо похлопывая Мариго по спине, он восклицал: «Ох, голубушка, скоро ты у меня станешь хозяйкой в собственном доме!..» Потом частенько он так распалялся, что жена, стыдясь ребятишек, гнала его от себя…

На крестины Никоса церковный служка и Медведь — бродяга, околачивающийся в их квартале, притащили в дом купель. Пришел поп Николас вместе с дьяконом, и принарядившиеся соседи, небогатые лавочники, дожидавшиеся давно во дворе, собрались в большой комнате. Как только обряд кончился, булочница со смехом шепнула ему, Хараламбосу, подтолкнув его локтем: «А номер какой-нибудь выкинешь?»

Он подумал секунду, что бы такое отколоть, и не успел никто и глазом моргнуть, как он поднял Уранию и посадил в купель. «Господи помилуй, опоганил святую воду!» — проворчал поп, отряхивая капли воды с епитрахили.

Урания с перепугу чуть не грохнулась в обморок, старухи в ужасе долго крестились, а его, злодея, оттрепали как следует. Но вскоре начался пир горой, затянувшийся до утра. Всю ночь шарманка играла влашские танцы и человек двадцать плясали и веселились.

Да, тогда они жили совсем иначе… Дело не в том, что от невзгод человек быстрей старится, но люди в то время жили с душой нараспашку, и такие вот мелкие лавочники, как он, верили в лучшее будущее…

На кухне перестала бежать из крана вода.

Мариго вошла в комнату. По лицу мужа она сразу поняла, что тут происходит.

— Опять клянчишь у него деньги? — сердито набросилась она на Хараламбоса.

— Чтоб мне провалиться сквозь землю!.. Мариго, как такое пришло тебе в голову?

— И тебе, несчастный, не совестно? Через несколько дней парнишка идет в солдаты. Вместо того чтобы ему дать, ты с него тянешь… Ах, боже ты мой! Боже мой!

Мариго не была злой, старик знал это. Но после разорения, живя в бедности, она вынуждена была держаться за своих сыновей, от них ждать хоть капельку радости.

— Оставь его, мать. Оставь в покое беднягу, — сказал Илиас и полез за деньгами в карман своего пиджака, висевшего на спинке стула.

Хараламбос не отступал от него ни на шаг.

— Нет, нет, ничего ему не давай. Он тут же пропьет все, — строго сказала Мариго, схватив сына за руку. — Ему на нас наплевать.

Старик стал сразу похож на робкого, несчастного ребенка, которого его сверстники посмелей не принимают в игру.

— Богом клянусь, Мариго, ты меня обижаешь… Я тебе прежде столько денег давал! — крестясь, забормотал он.

— Прежде, прежде?! — Она посмотрела ему в глаза, у нее готовы были вырваться какие-то резкие слова, но она сдержалась и после некоторого раздумья прибавила:

— А теперь раздобудешь какой-нибудь грош и прячешь его подальше, чтоб мы не нашли.

Хараламбос опустил голову. Ох, этот холод его погубит!

А Илиас перестал искать деньги, ему, видно, не хотелось огорчать мать.

Старик бесшумно, как кошка, прокрался к двери и молча выскользнул из комнаты.

2

Как только Сарантис услышал шаги Никоса во дворе, он сунул в рот недоеденный кусок хлеба и бросился догонять приятеля. Но, выскочив во двор, он увидел в дверях соседней квартиры Клио и остановился, растерянно улыбаясь.

— Добрый день, Клио, — сказал он, дожевывая хлеб и теребя в руке кепку.

Девушка недовольно передернула плечами.

Клио была вылитая мать, тоже тонкая, узкогрудая, с резко выступавшими скулами на впалых щеках. Целых два года носила она все ту же темную шерстяную кофточку. Волосы она стягивала на затылке в пучок так туго, что казалось, они могут вырваться с корнем.

Клио хотела было вернуться в комнату, но передумала.

— Спешу догнать твоего брата, — продолжал Сарантис и, сделав шаг, опять остановился. Он решил, что девушка его поджидала, и не мог понять, зачем он ей понадобился. — Я тебе нужен, Клио?

— Да, — ответила она.

Клио давно его избегала. Живя в одном дворе, они при встрече не обменивались даже ничего не значащими словами. Сарантис чувствовал, что девушка его презирает, но не мог понять за что и не терял надежды, что она все же смягчится, изменит к нему отношение и они станут друзьями.

Вот уже почти два года, как Сарантис снимал комнатушку у тетушки Урании. Он пришел к ней впервые однажды утром, когда она морила клопов, вспоминая беспрерывно своего мужа, который ворчал, что эти паразиты не дают ему спать по ночам. Новый жилец успел оглядеть крошечную комнатушку, выдвинуть и задвинуть ящики комода и теперь стоял в нерешительности.