Закопчённое небо - [22]

— Там что, есть кто-нибудь? — спросила Фани.

«Значит, он не пошел в кофейню? Здесь, за дверью, простоял столько времени! Если он ждал, чтобы потребовать у меня объяснений, то это его право. Ах, к черту все! Так даже лучше!» — подумал Илиас, вынимая руки из карманов.

Пропуская его, Бакас испуганно посторонился. Втянув голову в плечи, Илиас проскользнул мимо него, как вор.

Патефон все играл и играл. Бакас вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Он стоял, весь дрожа, не зная, что сказать.

— Ты все-таки заявился? — спросила равнодушно Фани, расчесывая волосы.

— Я не уходил.

— Что это значит?

Бакас мялся.

— Говори же! — приказывала Фани, и лицо ее стало жестоким.

Некоторое время он тупо смотрел на нее. Потом перевел взгляд на ободранный нос своего правого ботинка и вспомнил о соседских ребятишках, с которыми он играл иногда в футбол на лужайке. «Мальчишка, что живет напротив, Мимис, станет когда-нибудь первоклассным вратарем», — подумал он, продолжая молчать. Если она привела сюда Илиаса, значит, решила бросить его, своего мужа. Стоит ему сказать хоть слово, как она заявит: «Забирай свои штаны, грязные ботинки и проваливай отсюда! Проваливай!» А этого как раз он больше всего боялся. Его мучила мысль о том, что он может ее потерять.

Фани запустила в него щеткой. Удар пришелся по колену, и Бакасу стало больно.

— Если ты мужчина, раскрой рот! Ну, давай же, что ты уставился на меня? Я привожу его сюда, чтобы ты на него любовался. Ты слышишь? Раскрой же наконец рот…

Бакас прислонился лбом к спинке железной кровати. Он так страдал, что готов был в отчаянии биться головой об стену. Подняв глаза, он увидел на середине потолка рядом с электрическим проводом толстый крюк. «Любопытно, — мелькнуло у него в голове, — может ли этот крюк выдержать тяжесть человеческого тела?»

Фани сыпала словами, а он все стоял и ждал, пока она выговорится и успокоится.

Бакас поднял с полу щетку и отдал ее жене.

— Не сердись, Фани… — Помолчав, он пробормотал: — Угли догорели. — Опять сел на свое место и, взяв щипцы, стал разгребать золу.

— Ты, как пиявка, не отлипнешь от меня никогда, — сказала спокойно Фани, продолжая причесываться.

14

В то же утро Хараламбос узнал, что Толстяк Яннис хочет жениться на его дочери. Во дворе у калитки его догнала запыхавшаяся Урания.

— Хараламбос, остановись на минутку, ты мне нужен.

Торопливо вытирая мокрые руки о фартук, она распахнула локтем дверь своей комнаты. Там никогда не открывались ставни и стоял тяжелый запах нафталина. На стене висела увеличенная фотография покойного мужа Урании, сделанная перед свадьбой. Хозяйка впустила Хараламбоса в комнату и тотчас закрыла дверь.

— Поверишь ли? Я видела его во сне… — Она перекрестилась и указала на своего покойного супруга, который сердито смотрел на них с сильно отретушированной фотографии. — Будто Маркое заявляется ко мне живехонек и несет в руках только что зарезанного ягненка…

Хараламбос сжимал в кулаке смятую ассигнацию, которую дала ему Клио, и с раздражением ждал, когда у хозяйки иссякнет поток слов.

— Смотри, дорогая Урания, как бы нам с утра пораньше из-за всех этих снов не поскользнуться, наступив на какую-нибудь кожурку, да не расквасить нос, — пробормотал он, пытаясь сбежать от нее.

Но Урания схватила его за руку.

— Погоди, голубчик, не торопись. Выслушай меня сначала. — И она чуть ли не силой усадила его в старое кресло, на котором вздувались сломанные пружины.

Уранию прозвали Христовой вонючкой, потому что она не вылезала из церкви. То обедня, то поминовение, то отпевание, то крещение, то соборование — вечно путалась она под ногами у отца Николаса. И у Хараламбоса, утонувшего в кресле, невольно вырвалось:

— Тьфу ты! Христова вонючка!

Но Урания пела свое. Она жужжала, не умолкая ни на секунду, и подступала к нему все ближе и ближе, своим толстым телом отрезая путь к бегству. Вдруг на секунду она замолчала, так и не закрыв своего огромного рта, а потом дрожащим от возбуждения голосом изложила дело во всех подробностях.

— Какое счастье! Какое счастье! — то и дело восклицала она.

Услышав о сватовстве, Хараламбос заволновался. Мясника прекрасно знал весь квартал. У него был собственный дом с лавкой на первом этаже, он занимался оптовой торговлей мясом, и все говорили, что у него немало денег наличными. Хараламбос не мог спокойно сидеть в кресле, он беспрестанно вертелся, и пружины впивались ему в зад.

— Ну и ну! — твердил он. — Вот так чудо! Значит, сон в руку! — И он крестился, обдумывая со всех сторон предложение мясника. — Ты сказала Клио?

— А как же! А как же!

— Ну и что она? — с живейшим интересом спросил он.

— Думаешь, у теперешних девушек есть хоть капля ума? Она и слушать не захотела. Поэтому я позвала тебя, Хараламбос… ведь ты же отец.

— Ты правильно поступила, — сказал Хараламбос, почесывая в затылке. — Разрази меня бог, если я не желаю счастья своей дочке. Но мы живем в скверное время. Деньги — эта все. Есть теперь что-нибудь надежнее денег? Что поделаешь, девушки растут, витая в облаках, жди, пока ума наберутся.

— Такое счастье редко выпадает. Покойный Маркое любил тебя и заботится о тебе до сих пор даже оттуда… Но ты мне теперь чем-то напоминаешь его. Ну скажи, разве можно не полюбить такого молодца, прекрасного хозяина, щедрого человека, как Яннис? А то, что она будет жить с ним припеваючи, об этом и говорить нечего…