Законы войны - [21]

5

Я проснулся от гула самолетов — снова начался налет. Быстро застегнув ремень на камуфляже, выскочил в коридор, а затем спустился в ЗПУ. Вот ведь уроды! Поспать даже не дадут! Вроде только глаза сомкнул, а тут на тебе — «здравствуй, жопа! Новый год!»

Опять начался противный, ставший уже привычный вой сирен, бомб и ракет. Несколько взрывов прогремело относительно недалеко от нас — аж стены зашатались и посыпалась штукатурка. Послышался свист взлетающих ракет ПЗРК, лающий рокот «Шилки», заливистая трель двадцать третьей зушки. Вот где-то в районе Воронцовки раздался очень громкий хлопок, а через несколько секунд куча взрывов слилась в один протяжный грохот. Видимо, зенитчиков накрыли — наземное противодействие налету стихло. К слову — как-то ездил после по тем местам: назвать лунный ландшафт — не сказать ничего. Земля здесь перепахана, яма на яме. А еще говорят, что два снаряда в одну и ту воронку же не попадают! Обычно трудно было кого-либо найти после обработки местности кассетными бомбами. Только фрагменты тел, предметов или обрывки одежды напоминают о том, что здесь когда-то что-то или кто-то был.

В ЗПУ были все наши: военные за исключением Кенара и Грини, а также гражданские служащие. Недолго думая подсел к Ямпринцевой:

— Ну, как делы, Лександровна? — с улыбкой спросил я, а у нее от страха глаза бегали и вообще была слегка бледновата. — Вот ведь эти натовцы сволочи — цельному прапорщику поспать не дают. Кстати, ты же знаешь, наверное, от чего умер Мичурин?

— Полез на елку за укропом, так его арбузами и завалило, — продолжил свою речь не дожидаясь ответа.

— Свешников, ты что сумасшедший?! — ответила она, подавляя нервный смех, — Нашел время шутить! Даже сейчас ты не можешь быть серьезным.

— Ну, а что плакать что ли, — а у самого все поджилки трясутся и нестерпимое желание вырваться отсюда и бежать, бежать, и чем дальше, тем лучше.

— Ты вот, мне объясни одну вещь… — продолжил я, но фразу закончить не успел, так как слева раздался взрыв, который разворотил стену ЗПУ.

Даже и подумать не успел как столкнул Ямпринцеву на пол и упал сверху, закрывая собой. Раздались душераздирающие крики заваленных. Дальше воспоминания как в пьяном угаре, видимо, некисло булыжником получил по голове. Очнулся оттого, что кто-то меня хлестал по щекам. Открыл глаза, а это Оксанка во всю с помощью пощечин пытается вернуть к жизни лежащее тело с погонами прапорщика. Как только увидев, что очнулся и открыл глаза, она сразу же слезла с меня, отвернулась, что-то, вытирая на своем лице.

— Очнулся. Чуть не задушил. Ух какой ты тяжелый. Ну, а теперь вставай и помоги перевязать раненых, — сказала она, принимая всегдашний надменный вид.

— И надеюсь, ты никому не расскажешь, что лежал на мне сверху. — продолжила Оксана.

— Дура ты, Ямпринцева, как я погляжу! Да тут полвоенкомата это видело. Но не думаю, что твоя девичья репутация от этого пострадает. Вот не могу понять, ты по натуре такая стерва или у тебя сегодня ПМС? — ответил я, вставая и отряхиваясь. — Может, еще скажешь, что как честный человек должен теперь на тебе жениться, после того, что между нами было?

— А что между нами было? — спросила она.

— Ну, я на тебе полежал на тебе сверху…

— Да пошел ты… — только ответила старлейша и пошла к раненым.

У нас появились жертвы: уборщицу насмерть придавило плитой перекрытия, военкому раздробило ногу упавшим куском стены, а Чиженко Ирину Ивановну — из первого отдела, вообще опознали по окровавленному куску свитера. Кодировщик рядовой Луговой был отброшен взрывом и напоролся на вентиль водопровода. Теперь солдат лежал с разорванным животом, из которого торчали сизоватые внутренности. Вой стоял ужасный. Пыли и дыма еще больше. Повезло еще, что не куммулятивкой шарахнули, а то вообще бы «тапки» были. Размазало бы нас равномерным слоем по стенам да полу и хоронить не надо. Началась паника, и многие рванулись: кто к выходу, а кто к пролому в стене. Началась давка, крики затаптываемых. А над улицами еще хозяйничали самолеты противника. Я рванул к выходу, на ходу вытаскивая пистолет: сделал два выстрела в воздух, а точнее в потолок. Хорошо еще, что никто не пострадал от рикошета. Все кто подался панике, встали как вкопанные.

— А ну все на места!!! — крикнул я, стараясь перекричать вой, крики и стоны. — Кто первый сипнется к выходу — пулю проглотит. Всем все ясно?! А сейчас кто еще на что-то способен, пусть окажут помощь раненым.

Хуже всего, когда народ начинает паниковать. Толпа становится не управляемой. Но пару выстрелов быстро приводит их в себя. Не хуже пощечины при истерике. Кстати, пришлось одну кому-то залепить, потому что у человека начался истерический плач. А нам тут истеричек не нужно…

После налета вышел во двор военкомата. По рации вызвали скорую, но те ответили отказом из-за того, что некому выезжать — все на вызовах. От маршрутки дяди Толи остался горящий остов. Бойцы выносили на улицу трупы, раненых и разбирали завал в ЗПУ. Сразу бросилась в глаза деталь — посреди двора проломан асфальт, а в нем неразорвавшаяся бомба.

По роду деятельности приходилось заниматься обезвреживанием взрывоопасных предметов времен Великой Отечественной войны. Мои обязанности заключались лишь в том, чтобы собирать заявки и передавать куда нужно: авиабомбы — в МЧС, морские боеприпасы и боеприпасы в воде — морякам, а все остальное — Бахчисарайский инженерный батальон. Ну, еще если повезет выезжал на подрывы, чтобы мог потом подтвердить, что тротил выделенный на это дело весь израсходован, о чем ставил свои росписи и печать военкомата в актах. А тут делать нечего, нужно было ее обезвредить или уничтожить. Несколько раз видел, как саперы закладывают заряд при уничтожении. Тротила, а тем более ЭДП-2 (электродетонаторов) и взрыв-машинки у нас не было. Ну, а специалистов у нас тоже не имелось. И тут вспомнил, что у военкома лежат в сейфе десять гранат. С этой мыслью подбежал к выходу из ЗПУ, откуда на носилках выносили шефа. Выпросил у него ключи от сейфа. Взбежал на второй этаж, открыл военкомовский кабинет, залез в сейф, достал сумку с гранатами. Повынимал пробки, ввернул запалы и положил обратно в сумку.