Закон военного счастья - [16]

А в третий цех они не пошли. Там, как сказал Дубровин, был склад бокситов, торфа, металла и, конечно, необходимых запасных деталей для машин. Еще, как подозревал Ростик, там же находились казармы для охраны, жилища рабочих, административные помещения, гаражи для транспорта и гравилетов… Но смотреть на это было уже некогда. Каратаев торопил отчаянно, даже сам сподобился размахивать руками, чтобы Ростик видел, что следует ехать дальше.

Они поехали. Рост опять, но не без боя, вытребовал себе коляску. На этот раз Каратаев попытался спорить, мол, он тоже устал, тоже провел ночь на ногах, отступая со всеми. К тому же он, как ему показалось, привел «железный» аргумент:

– Ты ехал до завода, а я, по законам справедливости, должен ехать после.

– Ты что-то больно хитер, Каратаев, – отозвался Ростик, досадуя, что вся сцена происходит на глазах Дубровина и водителя, имя которого Ростик не догадался сразу спросить. – До завода от крепости километров двадцать. А теперь нам тащиться больше сотни верст, и ты называешь это справедливостью?

В общем, Каратаев уступил. Должно быть, полагал, что везет Ростика на расправу, а с осужденным спорить не положено. Признаться, Ростик и сам так думал, хотя надеялся на некоторые смягчающие его вину обстоятельства.

В Боловск они приехали изрядно после полудня. И Ростик настоял, чтобы его подбросили к дому, он хотел, если возможно, искупаться и переодеться. Каково же было его удивление, когда, ополоснувшись в душе чистой, пресной – хоть пей – водой, прогретой Полдневным солнышком, переодевшись в свежую форму, подбросив вверх десяток раз полуторагодовалого Ромку, который сидел дома со своей няней-бакумуршей, у которой у самой оказалось трое отлично выглядевших волосатых отпрысков, он так и остался не востребован Белым домом. То есть его просто-напросто не вызвали к начальству. И уже поздно вечером, когда он провел в приемной почти пять часов, ему предложили находиться в городе и ждать.

Чего именно следовало ждать, Рост не понял, но уточнять не стал. Эти дни, впервые более чем за год, он мог провести дома, с женой, сыном, мамой и даже непонятно как оказавшейся у них бакумуршей, которая вполне исправно отзывалась на имя Кирлан. К тому же, как выяснилось почему-то через три дня, не раньше, она оказалась главной женой Винторука, и тогда понемногу проявилась вся интрига.

Видимо, после родов Любаня вздумала работать, но для этого следовало на кого-то оставить Ромку. И тогда верный Ким, опекающий все семейство в условиях отсутствующего главы – то есть его, Ростика, – привел жену своего загребного, у которой появился дополнительный заработок, а у Ростикова гнезда – няня и определенная свобода для жены. То, что в последнее время на волосатиков стали оставлять даже детей, Ростик не знал, но теперь почувствовал на себе. И хотя он неплохо относился к бакумурам, хотя по-настоящему, без всяких скидок, уважал Винторука, это обстоятельство заставило его понервничать. Хотя и недолго, лишь до той поры, когда он увидел, как с его Романом, едва-едва пробующим ходить, под руку гуляет девочка волосатиков, больше его раза в два, а от всяких непонятных жуков защищает другой бакумуреныш – почти такой же маленький, но быстрее постигающий законы выживания.

В общем, если бы не неясная угроза судилища за проигранную, по сути, войну, жизнь была бы прекрасна. Оглядевшись, послонявшись по городу пару дней, убедившись, что время у него почти наверняка будет, Ростик взялся за давно откладываемое, но необходимое дело – он попытался перепланировать и перестроить дом.

Одноэтажные дома из светлого кирпича на Октябрьской, которые построили еще в конце двадцатых, рассчитывались по первоначальному плану на две семьи, а потому были разделены пополам. Соответственно, пополам были разделены передние палисадники и задние, хозяйственные дворы. Соседей, которые жили во второй половине их дома, Ростик помнил, конечно, потому что прожил с ними, считай, бок о бок всю жизнь, но воспринимал как-то с трудом. Они были старыми, много болели, редко выходили из дому, а в последние перед Переносом годы вообще уезжали на много месяцев к дочери в Рязань.

После Переноса они оказались в самом плачевном положении, как и другие беспомощные старики. Мама пыталась им помогать, но они не очень этому радовались, наверное, потому что находили это унизительным. И вот, по сведениям мамы, где-то неподалеку от Боловска с помощью Председателя был организован дом престарелых.

Поэтому после отъезда соседей, после вывоза стариками оставшегося имущества, мама сломала внутреннюю перегородку и попыталась объединить дома. Что было кстати, потому что с бакумурами места уже не хватало. После этого объединения половинок дома всем стало гораздо удобнее… Вот только защита от возможного борыма стала еще более проблематичной – потому что дом остался земным, слишком уязвимым, с большими окнами, неглухим чердаком, слабым полом, через который в помещение могли проникнуть не только летающие крысята, но и ранее невиданные жуки размером со спичечный коробок.

Вот теперь, воспользовавшись передышкой, Ростик выпросил у каких-то полузнакомых мужиков в районе новопоселения Шир Гошодов добавку к каменнолитейному составу и принялся за дело. Работал он, конечно, не очень умело, но вдохновенно и старательно. К тому же его часто выручала память – он видел, как и что полагается лить из камня не один десяток раз, особенно при строительстве крепостей на Перевале и на Скале. А там, где дело не клеилось, спасал здравый смысл.