Закон тени - [51]

Абенцио Спина вышел за ограду и осмотрел большие каменные блоки, только что сгруженные с телеги. Вокруг последнего еще суетились рабочие с веревками и сходнями. Неподалеку от них, в центре двора, каменотесы, орудуя молотками, трудились над доводкой колонн и капителей. Вокруг клубились тучи пыли, но они не обращали на нее никакого внимания.

Архитектор быстро направился к мастерской, расположенной в глубине двора, и четыре раза ударил в дверь кулаком. Дверь, как по условленному сигналу, открылась ровно настолько, чтобы в нее мог протиснуться человек, и Спина вошел внутрь.

Большое полутемное помещение было забито всяческими изделиями из камня, обработанными уже гораздо тщательнее. Ему навстречу вышли несколько мастеров. Все они были в ремесленных робах, и их сильные мозолистые руки не оставляли сомнения в характере их занятий. Однако внимательный взгляд отметил бы на лицах этих людей печать более тонкого и острого ума, чем у рабочих, что трудились во дворе.

— Что скажешь, Абенцио? Как идут дела? — спросил старик со впалыми щеками, в руках он держал резец.

Другой, что стоял рядом, поднял железный наугольник, словно желая показать его главному архитектору.

— Друзья мои, я в общих чертах изложил идею Папе. Но его черная тень, кардинал Борджа, отвлек понтифика от разговора. Однако семя брошено, и ночной пожар нам явно помог, — пробормотал Абенцио с заговорщицким видом. — Теперь надо готовиться. Я вам уже говорил, что работа будет долгой и потребует всех наших сил.

Архитектор достал из наплечной сумки свиток и развернул его перед глазами товарищей.

— Вы показали это Папе? А Борджа? — воскликнул тот самый старик, что первый обратился к нему с вопросом.

— Доверьтесь мне, мастро Моро, — успокоил его главный архитектор. — То, что видел Сикст, не более чем бледная тень настоящего чертежа. Но и эта малость зажгла в нем желание построить новый собор. Наш секрет в безопасности. С того дня, как то, что известно вам, вышло из рук маэстро, его никогда не видели глаза непосвященного. Во всей своей грандиозной полноте проект находится только в одном месте, кроме, конечно, наших сердец. А это всего лишь часть, и понять ее можно, только владея остальными фрагментами. Видите?

Все склонились над сложным чертежом, внимательно следя, на какие узлы указывает палец архитектора.

— Ясно, пилястры перекрестья, — прошептал Моро. — Точка, на которую приходится максимальный вес.

— Точка, в которой возродится красота, — загадочно заметил архитектор.

— Но кто сможет рассчитать нагрузки? — с сомнением подал голос один из рабочих. — Вы, мастро Абенцио?

Спина покачал головой.

— Мой разум не достиг таких высот. Я могу только представить себе здание во всем его блеске. Здесь нужны другие силы, мощь молодого интеллекта, уже имевшего дело с большими массами. Если бы был жив мастро Брунеллески, его рука подошла бы в самый раз. Но в Милане есть один его последователь, талант которого соответствует высокой задаче. Я уже послал ему приглашение присоединиться к нам.

— Он приедет?

— Да. Донато Браманте уже едет в Рим работать в качестве художника и скульптора. Не сомневаюсь, что его мастерство сразу обеспечит ему заказы. Он будет рисовать и ваять, быстро войдет в доверие к Папе, а потом сотворит вот это, — заключил Абенцио и постучал пальцем по чертежу.

Палаццо Риарио, банкетный зал

В центре зала, расположенного в бельэтаже палаццо, был накрыт большой стол в виде буквы «П». В средней, короткой части гостей самого высокого ранга, тех, что должны были расположиться рядом с Риарио, дожидались парадные места. Все прочие рассаживались по ранжиру вдоль боковых, длинных частей стола.

На столе не было никаких записок, в которых указывались бы имена гостей. Но у дверей стояли церемониймейстеры, которые назубок знали раз и навсегда заведенный обычай. Они громко выкрикивали имя прибывшего и провожали его именно на то место, где ему надлежало сидеть.

Пройдя тактичный, но внимательный осмотр у стражников, Пико поднимался по мраморной лестнице рядом с представителем дома Медичи. Впереди, несколькими ступеньками выше, он заметил группу людей в строгих костюмах чиновников курии. Они о чем-то тихо разговаривали.

— Кто это? — с любопытством спросил он у Манетто.

Тот с трудом подавил смешок.

— Самый толстый — Помпоний Лаэт, о котором я вам говорил. Знаменитый антиквар. Остальные принадлежат к его кругу. По большей части это преподаватели Сапиенцы, нашего университета.

Пико кивнул. Подошла их очередь торжественно переступить порог. К ним приблизился предупредительный церемониймейстер, спросил имена, громовым голосом их выкрикнул. Потом провел гостей к боковому крылу стола.

— Кардинал не упустил возможности подчеркнуть свою неприязнь к Медичи, — прошипел Манетто, когда они усаживались. — Еще немного — и мы оказались бы среди слуг и домашних экономок. Но это не имеет значения. Век длинен, а жизнь Папы Сикста коротка. Все встанет на свои места. Улыбайтесь, Пико, кардинал за нами наблюдает. Улыбайтесь, улыбка власть имущему pro tempore[50] — это дань, которую все платят в Риме.

Кравчие бесшумно скользили вдоль столов, разливая из больших глазурованных глиняных кувшинов с гербами Риарио игристое белое вино. Затем, когда шум голосов, разогретых первыми возлияниями, усилился, по сигналу церемониймейстера из глубины зала выступила вереница слуг.