Закон - тайга - [35]

Шрифт
Интервал

— Зачем же метили фраера?

— Чтоб фартовые знали. Не погорели бы на нем. Для них этот знак. Для всех. На будущее…

— Никита с фартовыми часто общался?

— В одной зоне и бараке, приморенные канали. Мало что ль?

— Он знал о фартовых недозволенное остальным?

— Нет. Хотя и скрывать было нечего. Все одну лямку тянули.

— Вы велели Глобусу муху поставить?

— Да, — вырвалось само собой.

Тесть хотел замкнуться, не отвечать. Но было поздно.

— Если бы поймали гастролеров, убили бы их на разборке?

— Как два пальца… — осекся Тесть.

— За свой авторитет иль за Тихона?

— За все разом. Чтоб в моей кодле второго хозяина не водилось.

— А если бы вас убили? Кто был бы обязанником, кто — бугром?

— О том не ботали. Я рамса и очко не уважаю. И мокрить меня фраерам не дано. Обязанники за меня — все фартовые. С ними ни один мусор не сладит. Туго ему придется. Хоть и другой у них теперь бугор, — вздохнул Тесть и замолчал, не стал отвечать на вопросы следователя.

— Василий, ничего нового вы мне не сказали. По моим вопросам это должны были понять. Не мне вы помогаете. Сами себе. И скоро это поймете, — сказал следователь и, вызвав охрану, бросил коротко: — Рюкзак в камеру отдадите. Второго подследственного — ко мне…

Едва Тесть переступил порог камеры, охранник отдал ему рюкзак. Бугор поставил его на шконку, развязал. И медленно, не торопясь, доставал содержимое.

Теплое белье, даже шарф и носки не забыли положить кенты. Копченая колбаса, масло, хлеб, сахар, курево. Аккуратно завернуты в полотенца куски мыла.

Тесть искал письмо. Он обшарил все карманы. Там пусто. Ни в хлебе, ни в масле, ни в сахаре… Нигде даже записки не было. Обидно стало. И хотя был голоден, аппетит пропал. Он сел на шконку потерянно, опустив плечи. Захотелось курить. Василий открыл пачку папирос. Достал. Хотел размять в пальцах, но почувствовал, что в руке не папироса, а свернутый под ее размер лист бумаги, исписанный мелким, бисерным почерком.

— Кенты! — разулыбался Тесть и поднес листок ближе к свету.

Новости в письме устарели. Почти обо всем знал бугор, кроме того, что Сова сумел слинять прямо из «воронка».

— Лихой фартовый, мне б тебя в кенты, падлу, — улыбался Тесть.

Когда узнал, что тот убил печника, нахмурился. Желваки заходили, сжались кулаки.

— Опять обосрался, подлюка, лярва недомерная! Накрою, костыли из жопы живьем вырву! — грозил бугор в тишину камеры. — Легавых прислали целую кодлу из-за тебя! Нынче кен- там не продохнуть! А все ты, хорек, козел облезлый! Погоди! Я тебя еще накрою, размажу гниду по закону! Чище некуда разделаю! — метался по камере бугор.

…Две недели вымещал он злобу на лохматом мокрушнике — сокамернике. Бил его иногда. А потом, усевшись напротив, ел харчи из передачи. Сосед молчал. Лишь однажды глазами попросил покурить. И Тесть вдруг вспомнил себя в прежней камере…

Молча указал взглядом на папиросы. Лохматый дрожащей рукой взял одну. Затянулся дымом, аж слезы выступили.

Тесть смутился. На воле б — ладно. А тут — по закону надо. В ходке все равны.

Докурив, погасил папиросу сосед, сказал глухо:

— Я кололся на допросе, чтоб тебя к обиженникам не кинули. Мне все равно вышка. Даже следователь не скрывает, что мои дела плохи…

— Это суду решать, — дрогнул Тесть сердцем и, отломив кусок колбасы, сказал: — Как тебя? Давай хавай, гад.

— Цыпа я, — жадно впился в колбасу сосед. И еле выдавил: — Паскуда следователь. Все мои грехи знает. Раскопал. Не миновать теперь мне исключиловки…

Тесть едва не подавился. Неужели довелось ему стать последним фартовым, кто видит Цыпу живым? Хотя доведись встретить в Трудовом, кенты не пощадили бы.

— Хавай, Цыпа. Кури. И плюй на всех. Никто не знает, что завтра будет, — успокаивал Тесть, не веря собственным

словам.

Цыпа рассказал Тестю, как удалось Сове слинять из «воронка»:

— Мы со Щеголем, как фраера, лажанулись. Когда лесовоз двинул нас в жопу, мы не доперли враз. А Сова — в щель. И ходу. Как тень. Слинял чисто. Мусора с катушек валились, дотемна шарили. Да хрен там! Сова — кент тертый. Он в бегах полжизни. Его мусорам на гоп-стоп не взять…

— И все ж примаривали, — усмехнулся Тесть.

— По бухой. Потом с крали сняли. В этот раз чуть заживо не спекли. Опять же Сова чифирнутый был. Хрен бы легавых проспал, не будь под кайфом. У него, подлюки, особый слух. Уши ему затыкали напрочь — мокрой ватой и ушанку сверху, завязанную на горлянке. Так он, змей, и в таком заткнутом виде даже шепот слышал, не только слова. В сраке, верно, у него запасные лопухи растут. Но стоит ему водяры иль чифиру на зуб дать, чумной делается. Не слышит и не видит ничего. Себя не помнит. Сколько трамбовали его, не окочурился, а и тыква не умнеет.

— Не дай Бог, застопорят его легавые, — покачал головой Тесть и добавил: — За Кузьму, не ботаю о других грехах, сломают фраера. Тот печник и впрямь путевым работягой был при мне. Нигде не облажался.

— Нас он засветил!

— Темнишь.

— Век свободы не видать! Он настучал мусорам!

— Теперь один хрен! Но за Кузьму Сове влепят.

— Сова не мог не замокрить фраера! Из-за него мы влипли. Накрыли ночью. Если б старого пердуна шкода, баню бы не жгли и его с нами легавые не хватали. А так всех как под гребенку. Дед, может, и теперь в легашке перхает. Судить плесень не решатся, а отпустить не захотят. Помурыжат до жопы, — смелее вытянул папиросу из пачки Цыпа.


Еще от автора Эльмира Анатольевна Нетесова
Фартовые

Это — страшный мир. Мир за колючей проволокой. Здесь происходит много такого, что трудно себе представить, — и много такого, что невозможно увидеть даже в кошмарном сне. Но — даже в мире за колючей проволокой, живущем по незыблемому блатному «закону», существуют свои представления о чести, благородстве и мужестве. Пусть — странные для нас. Пусть — непонятные нам. Но там — в зоне — по-другому просто не выжить…


Колымский призрак

Колыма НЕ ЛЮБИТ «случайных» зэков, угодивших за колючую проволоку по глупой ошибке. А еще больше в аду лагерей не любят тех, кто отказывается склониться перед всемогущей силой блатного «закона»…Но глупый наивный молодой парень, родившийся на далеком Кавказе, НЕ НАМЕРЕН «шестерить» даже перед легендарными «королями зоны» — «ворами в законе», о «подвигах» которых слагают легенды.Теперь он либо погибнет — либо САМ станет легендой…


Помилованные бедой

Низшие из низших. Падшие из падших.«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.


Тонкий лед

В новом романе, предложенном читателям, рас­сказано о двух сахалинских зонах: женской, с общим режимом содержания, и мужской, с особым режимом. Как и за что отбывают в них наказания осужденные, их взаимоотношения между собой, охраной, админи­страцией зоны показаны без прикрас.Судьбы заключенных, попавших на зону за пре­ступления, и тех, кто оказался в неволе по необос­нованному обвинению, раскрыты полностью.Кто поможет? Найдутся ли те, кому не безраз­лична судьба ближнего? Они еще есть! И пока люди не разучились сострадать и помогать, живы на зем­ле надежда и радость....Но не каждому стоит помогать, несмотря на молодость и кровное родство.


Подкидыш

Кто он, странный человек, замерзавший на заснеженной дороге и "из жалости" подобранный простой деревенской бабой?Кто он, "крутой мужик", похоже, успевший пройти все мыслимые и немыслимые круги лагерного ада - и стать "своим" в мире за колючей проволокой?Возможно, бандит, наконец-то решивший "завязать" с криминальным прошлым? Скорее всего - так. Но... с чего это взял старый, опытный вор, что блатные "братки" просто возьмут и отпустят на "мирное житье" бывшего дружка и подельника?..


Изгои

…Бомжи. Отвратительные бродяги, пьяницы и ничтожества?Или — просто отчаянно несчастные люди, изгнанные из дома и семьи, вынужденные скитаться по свалкам и помойкам, нигде и ни в ком не находящие ни жалости, ни сострадания?На Руси не зря говорят — от тюрьмы да сумы не зарекайся.Кто из нас — благополучных, состоятельных — может быть уверен, что его минет чаша сия?Запомните — когда-то уверены были и они…


Рекомендуем почитать
Часы от президента

– Эта смерть на тебе, ты понял? – перевел Шамиль и показал на чемоданчик: – И на этих деньгах. – Владимир Александрович промолчал. Мимо провели пленного офицера в накинутом на голову мешке. – Они будут убивать их по одному… Каждую неделю, по пятницам. Снимать на видео и отдавать в программы новостей, иностранцам. Пока у России не найдется денег, понял? – Шамиль переступил через лежащее на земле тело и от себя добавил: – Они это сделают, да…


Империя страха

У каскадера есть картина, у вора — цепочка, а комитетчик знает, как связать рукопись, цепочку и картину…


Колбаса

Фантастика «ближнего прицела».Завтра на космодроме Восточный состоится первый запуск: в космос уйдет пилотируемый корабль «Русь». Или не состоится, если…


Чума приходит с запада

У побережья Сицилии взлетела на воздух яхта одного из самых влиятельных политиков Европы. По предварительным данным, на борту судна находились граждане России: топ-менеджеры крупнейшей нефтяной компании и переводчица — родственница высокопоставленного чиновника МИДа. Местные власти заявляют о гибели всех пассажиров, и на этом официальное расследование заканчивается. Однако в Москву по неофициальному каналу поступает информация, согласно которой российские пассажиры яхты живы и удерживаются неизвестными где-то между островами Сардиния, Сицилия и северным берегом Африки.


Не будет весеннего бала

Она очень горька, правда об армии и войне.Цикл «Щенки и псы войны» – о солдатах и офицерах, которые видели всю мерзость, кровь и грязь второй чеченской войны. Они прошли сквозь этот кромешный ад, проявив настоящие мужество, стойкость, преданность, отдав сердца и взамен не требуя наград. И каждый из них мечтал вернуться живым и верил, что его ждет семья, любимая девушка, Родина…По мотивам некоторых рассказов, вошедших в цикл, был снят фильм «Честь имею!..», награжденный телевизионной премией «ТЭФИ» и Национальной кинематографической премией «Золотой орел».


Тревожная ночь

Она очень горька, правда об армии и войне.Рассказ из цикла «Щенки и псы войны».Цикл «Щенки и псы войны» – о солдатах и офицерах, которые видели всю мерзость, кровь и грязь второй чеченской войны. Они прошли сквозь этот кромешный ад, проявив настоящие мужество, стойкость, преданность, отдав сердца и взамен не требуя наград. И каждый из них мечтал вернуться живым и верил, что его ждет семья, любимая девушка, Родина…По мотивам некоторых рассказов, вошедших в цикл, был снят фильм «Честь имею!..», награжденный телевизионной премией «ТЭФИ» и Национальной кинематографической премией «Золотой орел».