Закон стаи - [6]

— Ну а третья треть?

Бурмистров цокнул:

— А эти — середнячки. Как мы говорим, хотят и рыбку съесть, и в думе на новый срок остаться. Выборы-то на носу.

— Какой же выход?

— Я уверен, закон примут, если состав думы останется без изменений после предстоящих выборов. Депутаты снова получат полномочия на четыре года и сразу же примут закон.

— Что ты предполагаешь сделать для того, чтобы они остались?

— Финансировать предвыборную кампанию каждого депутата. Конечно, победят не все, в кого вкладываем деньги, процентов десять сойдут с дистанции. Но все равно будем иметь численное большинство.

— Так надо вкладывать! — встрепенулся Кантона.

Бурмистров встал с кресла и подошел к окну.

— Знаешь, в какую сумму обходится избирательная кампания лишь одного депутата?

— И знать не хочу. Мы договорились. Ты протаскиваешь проект, я даю деньги на приватизацию. Мы по уговору — почти в равной доле. Или забыл?

— Все я отлично помню. Но и ты меня пойми: каждая кандидатура стоит около ста тысяч долларов. В парламенте — полторы сотни законодателей. Две трети мы должны уговорить принять нашу сторону. Вот и посчитай, сколько денег я должен выложить! — Бурмистров снова вернулся к столу, тяжело опустился в кресло.

Он достал из кармана черную коробочку с палехской картинкой на крышке, вынул из нее изящную золотую палочку, выполненную в виде булавки, и стал ею ковырять в ухе.

— Сократить расходы можно, — положив ковырялку в коробочку, продолжил свою мысль Бурмистров, — в том случае, если принять закон о приватизации нынешним составом думы. Ты прав: чего бы это ни стоило, а середняков нужно перетаскивать на свою сторону. До новых выборов. И этим я сейчас активно занимаюсь.

— В таком случае, Денис, я согласен выпить по рюмке коньяка. Как говорят русские, за успех нашего безнадежного дела.

Бурмистров засмеялся и вызвал секретаря:

— Настенька, пожалуй, мы выпьем с господином Кантона по рюмочке, — сказал он и обратился к французу: — Пьер, зачем тебе возвращаться обратно в Париж? Ты у нас совсем уже обрусел…

4

Сердюков первым соскочил с подножки автобуса и тут же был окружен пикетчиками.

— Когда нам будут выдавать зарплату? — схватил его за рукав один из забастовщиков с гневным лицом.

Депутаты, с усмешками поглядывая на Сердюкова как на жертву неосмотрительного поведения в условиях повышенной опасности, не останавливаясь, поспешили ко входу в здание думы.

Впрочем, Виктор Сердюков, председатель экологической фракции областной думы, в этот момент не считал себя жертвой. Мало того, он был даже немного счастлив, что встречу с его помощницей Леночкой Пряхиной после статьи в газете об их взаимных симпатиях теперь можно отложить до вечера. А значит, у него есть время подумать о предстоящем разговоре с молодой женщиной, которую он, как следовало из разоблачительного материала, соблазнил, пользуясь своими служебными полномочиями. Конечно, это было не так. Он, сорокавосьмилетний семьянин, имевший двух взрослых детей, давно был влюблен в Пряхину, которой на днях исполнилось всего лишь двадцать пять. И разве можно было говорить о каком-либо соблазне, если девушка нравилась ему еще в те годы, когда он не был депутатом и работал деканом гидрологического факультета, а Пряхина считалась его лучшей и самой умной студенткой. Именно с тех времен у них, как говорится, зародились обоюдные светлые чувства в отношении друг друга.

Сердюков повернулся в сторону пикетчика, который держал его за рукав, и узнал в нем рабочего водонасосной станции из поселка Марфино. Это был Федор Теляшин.

В бытность педагогом Сердюков не раз наведывался со студентами в Марфино, где проводил практические занятия. На насосной он рассказывал своим ученикам о системе водоочистки, учил правильно делать пробы и точно определять количество допустимых примесей в воде. Марфинские озера снабжали не только предприятия города водой, но и были основным источником питьевых ресурсов для миллионного населения. Тогда, во время практических занятий, он и познакомился с рабочим насосной станции Федором Игнатьевичем Теляшиным. Тот был добродушным мужиком, сам умел делать различные пробы и замеры, отлично разбирался в работе насосных агрегатов и как отец родной относился к студентам, не отказывая в их просьбах посмотреть или потрогать руками тот или другой механизм. А после работы не раз приглашал проголодавшихся учащихся вместе с деканом к себе домой и кормил всех наваристыми щами и жареной картошкой. А когда они со студенткой Пряхиной отправлялись гулять вдвоем по берегу водохранилища, Теляшин понимающе кивал им вслед и обещал не запирать дверь своего дома до самого утра.

— Пантелеич? — Глаза Теляшина округлились, когда он узнал бывшего декана.

— Он самый, — спокойно ответил Сердюков, не стараясь освободиться от крепкой хватки рабочего, который все еще продолжал держать его за рукав.

— Как же так, Пантелеич? — растерянно растягивая слова, произнес Телятин. — Полгода зарплату не получаем. Семьи голодают…

Сердюков оглядел стоящих вокруг него рабочих, нервно дернул щекой.

— Федор Игнатьевич, давай договоримся так. Я сегодня узнаю, в чем дело, куда девались ваши деньги, и завтра вам обо всем доложу…