Закон скорпиона - [80]

И не успела я сказать, что категорически не желаю видеть его у себя в комнате, он ушел.

– Операция?

Голос у матери срывался. Она делала ровно то же, что раньше сделала бы и я: ради сохранения моего достоинства оставляла мне пространство для маневра.

– Не надо, – сказала я. – Ты и так уже далеко…

Она, казалось, сидела так близко, что я могла ее коснуться, дотянуться до нее, как до книги на полке. Я положила пальцы на смартплекс. Но понимала, как это будет для нее выглядеть. Она сидела за туалетным столиком, за которым принимала частные звонки. Я, вероятно, заняла место ее отражения, словно запертая за стеклом, и потянусь к ней из зеркала.

– Ты так далеко, – повторила я.

– И очень жалею об этом. Жаль, что я всегда была так далеко.

Она прикоснулась пальцами к моим пальцам. Я ничего не почувствовала. В сетке, поддерживающей ее волосы, сияли жемчужины и сапфиры.

– Грета, эта передача… Этот яблочный пресс…

Да, вот слова, которые я больше никогда не смогу слушать спокойно. Мне почудилось, что в ушах все еще звучат крики.

– Не падай в обморок. – Мать приблизилась к экрану, от ее дыхания начинало туманиться разделяющее нас зеркало. – Может, позвать на помощь? Отец аббат!

Но его здесь не было. Были только я и она, и расстояние между нами.

Я глубоко вздохнула. Обе вздохнули. Касаясь друг друга кончиками пальцев, мы заставили себя успокоиться и опустили руки.

– В наше время мы не знали… – Ее взгляд метнулся за меня, к изгибу стены, который скрывал серую комнату. – А ты? Ты знаешь… что будет делать Талис?

Даже сейчас она не могла отказаться от кодированной речи обители. «Ты знаешь, что будет происходить в серой комнате? Ты знаешь, как ты умрешь?»

Как мне ей объяснить?

Она торопилась с прощаниями.

– Я только хотела сказать… сказать…

– Мама, – перебила я, и она разом замолчала.

У нее были ярко-синие глаза, подернутые дымкой, как у меня на том злополучном портрете. В них читалась покорность, которая ужасала больше, чем горе. Мне вдруг пришло в голову, что она весь день ждала, чтобы поговорить со мной, и, возможно, считала меня уже мертвой. Война объявлена. Всадник прибыл – да еще какой Всадник! Я просто обязана уже была быть мертвой. И все же она готовилась к звонку, ждала. Интересно, сколько она была готова ждать.

– Мама, – снова сказала я.

Она ждала все дюймы, пока падал яблочный пресс.

Ждала одиннадцать лет.

За стеклами очков, предназначенных «только для своих», собирались слезы.

Мне подумалось: если закрыть глаза, можно почувствовать, как ее пальцы крепко сжимают ручонку меня пятилетней.

И в первый раз с тех пор, как я избрала свою судьбу, я тоже заплакала.

– Мама. Это не смерть. Он не убьет меня. Я не умру.

День второй был также днем, когда Талис произвел мое вскрытие.

Мне не слишком хотелось общаться с Талисом после разговора с матерью, но я была не в том положении, чтобы не повиноваться. Кроме того, мне было страшно оставлять его одного в моей комнате, чтобы ему со скуки не захотелось перекрасить ее в розовый цвет, совершить в ней жертвоприношение козы и так далее. Так что я чисто вымыла лицо, привела в порядок волосы и пошла.

Он лежал на моей койке, уткнувшись носом в «Размышления» Аврелия.

– Так что там насчет операции? – спросила я, глядя в переплет.

Талис опустил книгу и посмотрел на меня поверх страниц:

– Я думал, ты знаешь историю.

– Я антиковед.

– Правда? Ну, это вещь бесполезная. – Он поднял книгу. – «Над собственным разумом имеешь власть только ты, а не внешние события, – прочитал он. – Следуй своему разуму и не теряй достоинства. Твою жизнь творят твои мысли».

Он скрестил ноги и посмотрел на меня, подняв брови.

– Вы не согласны? – спросила я.

– Мне хотелось бы думать, что я имею какое-то отношение к твоей жизни.

Он обвел рукой маленькую комнатку. Две узкие койки и один скрипучий столик. Белье для стирки и чистое – на крючках. Бумажные птички, от которых небо становилось мягче и прекраснее.

– Какое-то, – сказала я. – Но не решающее. В этом все дело.

Он сел, и книга соскользнула с кровати. Я успела ее спасти перед самым падением на пол.

На кровати Зи валялась накидка Талиса. Я отодвинула ее в сторону и села лицом к нему, держа книгу в руках. Мы почти касались коленями. Неприятно было видеть его в этом привычном для меня месте. Талис казался тут чужим, как ножик, попавший в ящик с ложками. Как факел в амбаре.

– Спасибо, – сказал он.

– За что?

– Что предоставила мне выход.

Он соединил кончики пальцев. Затем стал быстро постукивать большими пальцами друг о друга – с той скоростью, с которой тасуют карты.

– Видишь ли, на самом деле мне не нравится взрывать города. Именно для того и нужны обители: чтобы мне не приходилось этим заниматься. Поэтому мне, естественно, приходится взимать определенную мзду с того, кто тронет обитель. Но я не хочу, чтобы было слишком много крови. Я с бо́льшим удовольствием… воспользуюсь предложенным выходом.

На две трети это было объяснение, на одну – угроза. Всего лишь небольшое напоминание о том, почему я это делаю и что может произойти, если передумаю.

Я положила книгу на стол и захлопнула обложку. Талис хрустнул позвоночником. На столе, кроме книги, лежала еще и маленькая коробочка. Его?