Закон подлости - [69]

«Дорогие ребята, получил ваше письмо. Спасибо вам, что вы оказали мне внимание. Конечно, хорошо бы было пойти на вершину в тёплой компании, но восхождение на Эльбрус – очень тяжёлое дело. Извините, но я не смогу вас взять с собой».

Дочитав до этого места, я понял, что всё пропало, но продолжил чтение:

«Но просто приехать ко мне в гости вы можете. Я буду рад вас видеть. Законы кавказского гостеприимства не позволяют мне отказать вам. Приезжайте, если хотите, но в гору я пойду один. Пойду туда 15 июля, чтобы 18-го быть на вершине. Но только возьмите у своих родителей письмо, где они разрешают вам ехать ко мне. До свидания, ваш Махмуд Отпаделов».

Прочитал я это письмо и загрустил. Пошёл к Серёге, а он даже и не расстроился.

– Вот ерунда, – сказал он, – приедем к дедушке, постараемся ему понравиться, подружимся и пойдём с ним наверх. Как думаешь, дня два нам хватит, чтобы ему понравиться?

Я говорю:

– Тебе и двух часов хватит, чтобы нас никто уже видеть не захотел.

– Вот, – даже не улыбнулся Серёга, – мы должны быть там в крайнем случае двенадцатого июля. Ехать два дня. А в лагерь когда нам ехать?

– В лагерь мы едем восьмого июля.

– Значит, поедем на Кавказ девятого июля.

– Да, – говорю я, – а где мы будем ночь ночевать? Поедем именно восьмого. Как сбежим из лагеря, так в этот же день и поедем. Поезд отправляется вечером. Но вот что делать с письмом от родителей?

Мы задумались, и вдруг Серёга говорит:

– Сами напишем и попросим какого-нибудь ал-каша расписаться.

– Какого ещё алкаша? – не понял я.

– Там, у магазина, есть два мужика, они всё время бутылки сдают и на вырученные деньги выпивают.

– Правильно, – говорю я, – дадим им бутылок, они и подпишутся.

Так мы и сделали. Собрали дома все пустые бутылки и пошли к магазину.

А письмо нами уже было написано:

«Мы, родители Сережи и Лёни, не возражаем, если они поедут в гости к Махмуду Отпаделову».

Нашли мы этих дяденек и говорим:

– Подпишите нам, пожалуйста, письмо, а мы вам за это бутылки дадим.

– Какое ещё письмо? – спросил один.

– А ну покажи, – сказал другой.

Они прочитали письмо, и один из них спросил:

– А сколько бутылок?

– Восемь, – говорит Серёга.

Второй дядька говорит:

– Нет, не пойдёт. Письмо серьёзное, подпишем только за двенадцать бутылок.

Делать нечего, пошли мы искать бутылки. А на улице их нет. Дядьки все собрали. Пришлось на другой день ребят в классе попросить собрать нам пустые бутылки.

И вечером следующего дня явились мы к магазину с двенадцатью бутылками. Хотели сразу двадцать принести, но я сообразил не делать этого.

Принесли мы двенадцать бутылок. Дядьки посмотрели на них, пощупали, не отбиты ли горлышки, и один из них говорит:

– Это только за одну подпись, а за вторую ещё бутылки гоните.

Мы быстро сбегали за угол и принесли ещё восемь бутылок.

– Шустрые какие, – сказал один из дядек и поставил под письмом свою подпись. Второй тоже расписался.

Пошли мы домой, Серёга и говорит:

– Зачем нам их подписи сдались? Мы и сами могли так расписаться. Всё равно дядя Махмуд подписей наших родителей не знает.

Мне пришлось с этим согласиться, но я добавил:

– Зато мы узнали ещё один способ добычи денег.

С того дня мы каждый день собирали и сдавали бутылки и получали за них пусть небольшие, но всё же деньги.

На собранные с таким трудом деньги мы наконец-то купили самые дешёвые билеты в плацкартный вагон. А это значит, что там, в вагоне, никаких купе нет, а общий коридор и полки, на которых располагаются пассажиры. Взяли мы билеты на 8 июля. Поезд должен был отправляться в одиннадцать вечера. А утром 8 июля мы отправлялись в пионерлагерь.

И вот наконец настал этот день, 8 июля.

10 часов утра. Все дети с родителями собрались возле школы. И Светка пришла нас провожать, с цветочками. Мы пообнимались со своими родителями, попрощались, разошлись по автобусам и поехали.

Ехали мы часа три. За эти три часа мы два раза останавливались на заправках, чтобы сходить в туалет и попить. А еда у нас у всех была с собой.

На первой остановке нам с Серёгой не удалось добраться до списка отряда, потому что пионервожатая сидела на первом сиденье, а список лежал на панели автобуса, прямо перед нею. Но зато на второй остановке пионервожатая вместе со всеми пошла к заправке. Но шофёр сидел на своём месте.

Я сказал Серёге:

– Заслони меня от него и отвлеки.

Серёга подошёл к шофёру и стал о чем-то его спрашивать, а я за спиной Серёги нашёл наши фамилии в списке и вычеркнул их. Так вычеркнул, что даже невозможно было различить, что там было написано. Зачеркнул от души.

Стоянка закончилась, мы поехали дальше. Когда мы прибыли в лагерь, автобусы остановились на площадке перед воротами. Все стали выходить из автобусов и пошли к воротам, а мы, прячась за автобусами, кинулись в лес. Отсиделись в лесу, пока не уехали автобусы, а потом со своими чемоданчиками отправились на станцию.

Казалось, что мы предусмотрели всё: когда будут проверять списки, наших фамилий там не найдут, а что касается родителей, то мы дали Генке Рябову по три письма, чтобы он каждую неделю отправлял их нам домой. В письмах мы писали, как нам здорово живётся в пионерлагере. И про то, что нас хорошо приняли, и кормят здорово, и купаемся мы каждый день в речке. Кстати, речки там, возле лагеря, не оказалось. Но это не важно. Важно, чтобы родители думали, будто мы в лагере. Где-то через полчаса добрались мы до станции и на электричке поехали в Москву.