Закон подлости - [32]

Недавно певец выпустил книгу мемуаров под названием «Вся жизнь в падении на Пугачёву».

Когда народ стал подзабывать певца, он подъезжал к дому Примадонны, терпеливо ждал её, потом падал ей под ноги и просил в отместку упасть на него. Пугачёва отшучивалась и не падала, но это всё равно снимали журналисты из кустов.

А певцу так хотелось продолжения праздника. Всё-таки он был единственный в мире, кто всем своим весом упал на Пугачёву и при этом остался жив.

Офсянка [1]

Я в шашлычной поваром работаю. Все думают, что мы там деньги лопатой гребём.

Слушай, где они у нас в шашлычной лопату видели? Никто наших трудностей не знает. Народ совсем несознательный пошёл. За углом выпьют, к нам закусывать идут.

Стою я тут на раздаче. Мы сами жарим, сами офсянке даём.

Ну, офсянка, понимаешь? Нет? Ну, о-фи-си-ян-ка. Это женщина такая, которая работает офсянкой. У меня акцент такой. Офсянка, говорю, как офсянка.

Входит один, говорит: – Что можно поесть?

Я говорю:

– У нас, дорогой, не едят, у нас, дорогой, некоторые закусывают. Что будешь пить, то будешь есть.

Он говорит:

– Пить буду минеральную воду.

Я говорю:

– Тогда будешь закусывать свежий воздух.

Он серьёзный стал, говорит:

– Шашлык есть?

Говорю:

– Садись за стол, заказывай офсянка.

Он долго на меня смотрел, думал, потом говорит:

– Овсянка мне зачем?

Я говорю:

– Чтобы кушать.

Он говорит:

– Кушать я хочу шашлык.

Я говорю:

– Хочешь – садись.

– И будет мне шашлык?

– Будет тебе офсянка.

Он даже подпрыгнул.

– Я тебя, – кричит, – не про гарнир спрашиваю, а про мясо! Понимаешь?

– Понимаю, – говорю, – сейчас схожу за офсянкой.

Он кричит:

– Слушай, овсянка – это каша! Ты знаешь, как овсянку делают? Весной сеют овёс, потом удобряют, потом поливают. Вырастает что? Каша! Кашу варят, получают овсянку.

Я говорю:

– Нет, дорогой, нашу офсянку нельзя варить, она пищать будет.

Он кричит:

– Зови директора!

Директор пришёл. Этот ему говорит:

– Слушай, у тебя что здесь – дом сумасшедших, да? Я шашлык спрашиваю, он говорит, кушай овсянку. Что у тебя есть?

Директор говорит:

– Всё есть. Шашлык, люля, бастурма.

– Ну вот, видишь, а этот говорит, что есть одна овсянка!

Директор говорит:

– Почему одна, три офсянки.

Тот стал волосы рвать, кричит:

– Почему три, зачем три? Одна что, на первое, вторая – на второе, третья – на компот?

Директор говорит:

– Слушай, ты что, за границей, чтобы у тебя на каждое блюдо была другая офсянка? У нас на все блюда одна офсянка.

Тот плакать начал:

– Почему одна овсянка, а гречки нет?

Директор говорит:

– Зачем гречки? Две русские, одна татарка. Всего – три.

Тот зарыдал:

– Как три? Как может одна овсянка на три раза быть?

Директор говорит:

– Ты что, дорогой, совсем ничего не понимаешь? У нас не один офсянка на три раза, а три офсянки – каждая один раз. Раньше было четыре, одна – в декрете. Хочешь, подожди её.

Он кричит:

– Всё! Ничего не хочу. Шашлык-машлык не хочу! Овсянку хочу.

Тут директор как стукнет кулаком по столу:

– Нет, дорогой, этот номер у тебя не пройдёт! Российский офсянка за деньги не продаётся!

Не забуду мать родную

Лето. Жара. Недалеко от меня расположилась полная семья. Папа полный, мама полная и двое мальчишек – тоже полные.

Время обеда, и на коврике с узором, в тарелках из фольги – всё, что только можно пожелать на пляжном обеде: курица, истекающая жиром, зелёный лук, редиска, огурцы, помидоры, яблоки, сливы, виноград. В центре бутылка цинандали. Мальчишки хрустят огурцами, мама режет хлеб. Папа, крупный, розовощёкий, на руке «Сейко», под музыку из транзистора с неимоверной скоростью поглощает курицу, запивая её сухим вином. На лице у папы полное блаженство, а на груди чёрным по белому наколка: «Нет в этой жизни счастья».

Люди с наколками. Где только мы их не встречаем. Каких причудливых картин не увидишь на самых различных частях тела. Орёл, распростёрший крылья, портреты знаменитых людей, кочегары, бросающие уголь в топку, клятвы, уверения. Что заставляет этих людей терпеть боль и с риском для здоровья выкалывать на коже эти незамысловатые произведения искусства? В чём тут дело? Тяга к прекрасному? Желание выделиться? Или что-то другое, загадочное и необъяснимое?

Однажды в Сандуновских банях я увидел человека средних лет, крепкого, мускулистого. На плече у него было выколото: «Не забду мать родную». Сверху галочка, а в галочке – пропущенная буква «у».

Я не выдержал и спросил:

– Вот я вижу у вас на плече наколку. Что вас заставило её сделать?

– Чего? – спросил он.

– Я говорю, у вас наколка на плече. Зачем вам это?

– Ну ты даёшь!

– Нет, серьёзно. Ведь для чего-то вы сделали эту наколку?

– Ну, я тебя не спрашиваю, почему у тебя грудь волосатая?

– Волосы – это произведение природы, так сказать, не зависящее от меня, а наколка – это рукотворное произведение. Что это, ваша прихоть или необходимость?

– Тебя как зовут?

– Лион.

– Лёня, значит?

– Можно и так.

– Слушай, Лёня, тебе промеж глаз когда-нибудь врезали?

– Ну что вы сразу, промеж глаз. Лучше ведь поговорить, выяснить. А потом, вы ведь меня не знаете. Вы мне промеж глаз, а вдруг я боксёр?

– Лёня, я вот тебе врежу сейчас шайкой, а ты потом разбирайся, боксёр ты или нет.

– Ну что ж, извините, я хотел по-хорошему, пиво тут у меня, и вообще поговорить.