Закон парных случаев - [17]

Мы вошли в подворотню грязно-желтого, нет, скорее даже буро-желтого дома. В нем давно уже никто не жил. Окна без карнизов, без стекол зияли, как глазницы черепа. Крохотный двор-колодец был засыпан битым кирпичом – одна из стен обрушилась на уровне второго этажа, сквозь дыру можно было рассмотреть комнату с брошенной сеткой от панцирной кровати.

- Дальше, - сказала мама, осторожно перешагивая через кирпичи. – Мы жили во втором дворе.

Отец шел за ней, поддерживая ее под локоть. С того самого момента, как мама сказала, что расскажет мне все, он упорно молчал. Лицо его было странно неподвижным, словно одеревенелым. Похоже, он не ожидал от мамы ничего подобного. Мне показалось, что мы – три корабля, которые расходятся в море все дальше и дальше. Как же я ненавидел себя в тот момент. «Не надо! – хотелось крикнуть мне. – Давайте уйдем отсюда. Не надо никаких разговоров, никаких раскрытых тайн. Пусть все будет, как раньше. Как в детстве. Когда я был еще совсем маленьким, любил всех, всем верил и никого ни в чем не подозревал».

Но «точка невозврата» была пройдена. Даже если бы никакого разговора не состоялось, все равно исправить ничего уже было нельзя. Я понимал это, как и родители. И тогда закричал про себя: ну, быстрее, скажите мне все, я не могу больше ждать.

Второй двор был еще меньше, чем первый, он был глухой, странной треугольной формы, причем один из домов выходил в него брандмауэром. На его крыше росла чахлая кривая березка. Сквозь разбитый асфальт пробивалась бледная трава. Грязная лужа пенилась какой-то зеленой плесенью.

- Вот там были наши окна, - мама показала на три пустых проема с торчащими из рам осколками стекол.

Налетел ветер, березка на крыше зашелестела хилыми листьями. Голубь, надув шею, шумно красовался перед подружкой. Я поднял голову, посмотрел на треугольник низкого неба. Закружилась голова. Показалось, что дома сдвигаются, чтобы раздавить нас.

- Давайте уйдем отсюда!

Мой голос потерялся, разбившись о стены, превратился в едва слышный шепот. Сердце подпрыгнуло к горлу.

Я узнал это место. Я видел его во сне в ту ночь, когда умерла бабушка. Когда-то я знал его совсем другим, живым, не заброшенным. Знал, но давно забыл. Воспоминание это лежало где-то глубоко – до нужного момента. А потом, подправленное мистическим предзнанием, поднялось на поверхность. Как предупреждение.

- Давайте уйдем! – повторил я. – И побыстрее.

Мама обернулась, хотела что-то спросить, но выражение моего лица ее остановило.

- Хорошо, пойдем отсюда, - сказала она и пошла к арке.

В первом дворе под чьей-то ногой хрустнул кирпич. Я замер – только кровь шумела в ушах, и сердце колотилось еще сильнее. Кто-то шел к нам.

Мама остановилась испуганно, отец придвинулся к ней. Темная фигура приблизилась. Мама вскрикнула, отец выдохнул удивленно: «Ты???». Они попятились, мама споткнулась, чуть не упала. Человек шагнул за ними, вышел из-под арки, свет упал на его лицо.

Это был он – тот самый мужчина с кладбища, наблюдавший за похоронами из-за деревьев.

Вчера я не рассмотрел его лица, но был уверен: это именно он. Невысокий, сутулый, очень худой. Его светлые жесткие волосы, подстриженные в кружок, непослушно топорщились. Скулы некрасиво выпирали над запавшими, плохо выбритыми щеками. Короткая верхняя губа обнажала желтоватые передние зубы. Острый кадык ходил вверх-вниз: рассматривая нас в упор, этот человек часто сглатывал слюну. Но самым страшным в его облике были глаза. Сильно на выкате, почти выпученные, они были странно светлыми. Настолько, что радужка почти сливалась с белком. Белые глаза со зрачками, похожими на маленькие прицелы.

- Послушай… - сказал отец и осекся.

Нож в отблеске света показался мне чудовищно огромным.

Дальше все происходило, как в страшном сне, когда не можешь ни пошевелиться, ни крикнуть, ни проснуться. Время странно замедлилось. Наверно, все последующее уложилось в несколько секунд, но каждая из них показалась мне едва ли ни вечностью.

Человек поднял руку с ножом. Какая-то часть меня с криком рванулась вперед – спасти, защитить, закрыть собою. Но тело осталось неподвижным, как камень. Хотя позавчера я, не задумываясь, бросился на двух здоровенных парней, чтобы спасти девушку. Или все дело в том, что тогда я не видел ножа?

Отец не успел отшатнуться – нож вошел в его грудь по рукоятку. Резким движением человек вытащил нож и повернулся к маме, испуганно вытянувшей руки перед собой.

- Не на…

Договорить она не успела - убийца ударил ее ножом. Схватившись за грудь, мама медленно осела на землю у моих ног. Я попытался подхватить ее, по-прежнему глядя в его ужасные белые глаза, от которых никак не мог оторваться. Он тоже смотрел на меня – торжествующе, как победитель. Это были глаза маньяка. Я понял, что сейчас умру, но, как загипнотизированный, даже не пытался защищаться.

Он усмехнулся, подошел ближе и… бросил нож к моим ногам.

- Наверно, лучше было бы убить тебя на их глазах, - сказал он сиплым высоким голосом, слегка пришепетывая. – Сломать их жизнь, как они сломали мою. Но не смог удержаться. Слишком уж я их ненавижу.

Он расхохотался – дико, страшно, с надрывом. И вдруг, подняв руки, резко ударил меня с двух сторон ладонями по ушам. Я словно упал в воду с большой высоты. Перед глазами все расплылось, шум в ушах оглушил, боль разрезала голову надвое. Когда мир вернулся на место, темный силуэт мелькнул в арке первого двора и исчез на улице.