Закон Ордена - [48]

– И он удостоил вас встречи? – удивился Кестель.

– Я попросил – он согласился.

Кестель был впечатлен. Лорд Арголана не принадлежал к числу тех, с кем запросто можно было встретиться.

– Я хотел поговорить с ним о казни. Для меня и моей родни это очень важно.

– И что вам сказал владыка?

– Что вопрос о смерти от меча еще окончательно не решен. Сегодня опять соберется совет, и он может поменять принятое решение. Что же, лорд Арголана считает, что нужно уважать желания приговоренных, но казнь есть наказание, и негоже им диктовать условия.

– Я всегда считал, что тут очень уж возятся с бандитами, – сказал Кестель.

– Лорд озвучил что-то наподобие этого и намекнул на то, что сам больше склоняется повесить.

– Он поинтересовался вашим мнением?

Дунтель сложил ладони в белых перчатках в умоляющем жесте.

– Да, очень хотел его узнать.

– И не удивился цели вашего визита? – спросил ошеломленный Кестель.

– Нисколько. Миссия прощения ему очень близка. Лорду мой взгляд показался весьма любопытным.

– Он и вправду очень любопытный, – пробормотал Кестель.

– Разве так уж? Люди часто удивляются идее прощения, не отдавая себе отчета в том, что прощение надо заслужить.

– А разве господин Буртай заслужил его? Насколько я слышал, он ничуть не раскаялся. Бездушный человек.

– Он заслужит, – заверил Дунтель.

– Но разве он захочет?

– Ох, давайте пока не будем об этом. Господин Буртай заслужит прощение, хочет он того или нет.

Уверенность Дунтеля удивляла и вызывала уважение. Почему-то верилось словам этого почти тщедушного, до смешного вежливого, не носящего оружия человека.

– Вся эта идея прощения, похоже, не такая уж и простая, – осторожно заметил Кестель.

– Правда? Вы знаете, понять ее всегда тяжело. Я позволю себе поделиться с вами соображениями личного свойства…

Лицо Дунтеля странно изменилось, а глаза сделались холодными, бездонными.

– Вы мне очень нравитесь. Честное слово. У меня свои поводы чувствовать к вам симпатию, и потому признаюсь: лучше не быть тем, кому я стану прощать.

Блондин со шрамом открыл камеру Буртая. Тот сидел на койке, привалившись спиной к стене, и не обратил внимания на вошедших.

Камера отличалась просторностью. У кровати стояли небольшой стол и стул. Не хватало разве что окна. Его приговоренным к смерти не полагалось.

– Я останусь с вами, – потрясая окованной железными кольцами палкой длиною в локоть, предложил блондин. – Этот тип злой и небезопасный.

– Спасибо, не стоит.

– Ну если что – я поблизости.

– Это очень любезно с вашей стороны, – заметил Дунтель.

Блондин вышел и примостился на табурете у двери в камеру.

– Мое имя Дунтель. Я – родственник жертв, – представился Дунтель и сел за стол.

Буртай равнодушно посмотрел на него и буркнул:

– Что, захотел отомстить? Приходи завтра, посмотришь на казнь.

– Я приехал для того, чтобы простить вам.

Буртай презрительно скривился.

– Зря приехал. Мне наплевать, и я ни о чем не жалею.

– А мне нет, – заметил Дунтель.

– Твое дело. Завтра меня прикончат, и мне абсолютно все равно, кто меня прощает, а кто проклинает.

– А вы упорный.

– Да, упорный. Я хочу умереть с достоинством.

– И какое же достоинство может быть у человека, убивавшего детей? – осведомился Дунтель.

– Свое личное, – отрезал Буртай и гордо выпрямился, весьма довольный собой. – Знаешь, зачем я это сделал? Потому что захотел. Бац – и сделал. А ты кто такой? Ты как манда в своих белых штанах.

Дунтель молчал.

– Может, хочешь услышать, как я это сделал? Хочешь знать про их последние минуты? Так я расскажу!

Дунтель по-прежнему молчал. Буртай на пробу запустил несколько смачных подробностей, но реакции не дождался, и потому продолжил, с удовольствием посматривая на Дунтеля. Буртай болтал все оживленней, живописал все подробней, описал буквально каждый оттенок совершенного убийства.

– Ну и как, понравился рассказ? – в конце концов спросил он.

– Он мне безразличен.

Буртай издевательски захохотал. Но лицо Дунтеля оставалось по-прежнему благодушным и бесстрастным.

– Безразличен? Так я тебе еще расскажу!

– Если вам это доставляет удовольствие – а я вижу, что доставляет, – тогда пожалуйста.

– Это ты упрямый, – буркнул Буртай.

– Не стоит обо мне. А если вы уже закончили со своими скучными рассказами, давайте перейдем к делу. Я проделал долгий путь для того, чтобы простить вам. Однако, как я полагаю, прощению невелика цена, если вы сами не попросите о нем.

– В дупу себе засади прощение, – посоветовал Буртай.

– Потому я хотел бы, чтобы вы попросили о прощении, – закончил мысль Дунтель.

– Катись отсюда вместе со своим прощением!

В лице Дунтеля не дрогнул ни единый мускул.

– Но даже если вы и попросите, прощение надо заслужить.

– Я же сказал: катись. Аудиенция окончена. Стражники! – вставая, крикнул Буртай.

В дверях появился обеспокоенный блондин. Дунтель послушно встал, извинился и вышел наружу.

– Вскоре мы увидимся снова, – не оборачиваясь, обронил он.

Это прозвучало как обещание.

Дунтель вышел из здания, блондин со шрамом закрыл за гостем дверь. Второй стражник, высокий и бородатый, зашел в караульную и открыл стальную коробку, вынул из нее старую заржавленную цепь и обмотал вокруг ладони. Оставшимся концом цепи стражник хлестнул по полу раз, другой. По коридору заметалось эхо.