Закон Ордена - [12]

– На мужа?

– Она любила его. А я проучила ее.

– А ты не могла уйти просто так? – осведомился Кестель.

– Знаешь, в Ордене есть правило: чтобы отказаться от жестокости, нужен очень хороший повод, – задумчиво произнесла Алия. – Хоть я и удрала, но от того, что мне вбили в мозги, не избавилась. Оно сильно цепляется, когда вбивают многие годы.

– Но о тебе же заботились, берегли. Это разве не повод?

Она тяжело и странно посмотрела на него, облизнула губы.

– Вообще, по-настоящему, таких поводов и нет. Мало победить – нужно, чтобы проигравшие мучились, – сказала Алия, провела ладонью по лицу, коснулась мелких шрамов на правой скуле и добавила: – Жалость – всегда преступление.

– А при чем тут жалость? – спросил Кестель.

Он опорожнил чарку и поморщился – может, от вина, а может, от слов Алии, зацепившей то, что сам Кестель хотел бы не вспоминать. Старый хунг коснулся плаща из рыбьей чешуи, закрыл глаза, а потом открыл их и взялся мыть пол с неожиданной живостью, даже ожесточением.

– А что с ней? – спросил Кестель.

– Она удрала. Ей сильно повезло, потому что мужа пытали и в конце концов поломали на колесе, – сообщила Алия и вызывающе глянула на Кестеля. – Но ведь ты все это знаешь.

– И откуда я мог бы знать про это?

– Я понимаю, что ты хочешь узнать, как я сама гляжу на это, – криво усмехнувшись, сказала Алия и взялась за вино.

Что ж, она не ошиблась. Кестель и вправду знал все, а еще и то, что хунг, про которого рассказывала Алия, не был обычным воином.

Она до сих пор презирала и ненавидела его, и потому даже не назвала его имя.

Странное совпадение, нелепое стечение обстоятельств – или очередной знак судьбы? Но нельзя так. Недопустимо все подряд принимать за знаки. Это слабость души – видеть повсюду указания свыше.

Алия сидела так близко и со смехом рассказывала о своем предательстве.

Из-под маски лились слезы. Мертвая треска не обрадует чужой взгляд, но укроет от него страдание. Как легко было бы сейчас встать и заговорить, крикнуть на Херпена, приказать, чтобы бросил песье услужение. Херпен бы послушался. Такие, как он, остаются верными до конца. Может, им и удалось бы – если бы успели. Может.

Виана ДаХан осталась сидеть. Она медленно взяла кружку и, приподняв маску, выпила до дна.

Нельзя спешить. Та женщина-маг наверняка поблизости, незаметная, не узнанная никем. Может, она за окном, за стеной, которую проницает взором, и поднимет тревогу или ударит заклятьем, как только распознает Виану. И даже если не распознает, то отреагирует, коли Виана подойдет слишком близко к Алие.

А это погубит все.

Нужно придерживаться плана. Пусть месть свершится в Арголане. Там Виана будет сражаться и там убьет, отплатит кровью за кровь.

Но так легко, так чертовски легко было бы встать и выпустить на волю сталь.

Алия что-то сказала Кестелю и рассмеялась. Ох, как она была уверена в себе! Словно пришла развлекаться, и ничего вовсе ей не грозило. Виану грызли сомнения.

Алия – отнюдь не дура. Если уж она так самоуверенна, значит, тому есть причина. Виана посмотрела на измученное лицо Кестеля и вдруг с ужасом поняла: несмотря на все свои таланты, он слишком слаб для того, чтобы привести Алию в Арголан. Магиня никогда не позволит этого. Да как вообще можно было надеяться на то, что хоть какому ловчему удастся схватить и доставить Алию?

Все погибло. Шансов не было и с самого начала. Ее, Виану ДаХан, ослепила ненависть. Именно о том и говорили старцы совета: ненависть ослепляет, отбирает здравый смысл. И теперь все погибло. Все бессмысленно. Все из-за Вианы.

Ей захотелось дико закричать, но желание быстро прошло. Она стиснула зубы, стараясь унять дрожь в руках. Нет, не все потеряно. Кестель ведет ее со вчерашнего вечера. Он сторожил ее всю ночь, а магиня так и не вмешалась. Наверняка она пробовала уже много раз, но Алия по-прежнему в руках Кестеля. Нет, все же не стоит отчаиваться.

Старейшины пусть по-прежнему гнут спины и молчат. Ее месть по крайней мере реальней, чем все их пустые мечты о войне.

Виана тут же укорила себя за несправедливость. Старейшины делают, что могут. Но Алия рассмеялась снова, и Виану перестала грызть совесть.

В душу толкнула отупляющая волна ненависти, жаром разлилась по телу, обратила сомнения в пыль. Все, кроме мести, перестало быть важным.

Шероны проспали день напролет. Они бы проспали еще и ночь, но старший встревожился и проснулся с приходом сумерек. Ему показалось, что над ним стоит кто-то темный – наверное, женщина. Хавараш даже ощутил запах странной пришелицы.

Но, конечно же, никто над ним не стоял. Когда Хавараш пробудился, запаха не было и в помине. Старший потряс братьев. Те вскочили и кинулись к дощечкам.

– Ничего, – объявил старший, когда опять пересмотрели целый лес.

– Может, оно и к лучшему? – рискнул предположить Урахат.

Старший проткнул его взглядом.

– Она такая нежная, что бабочки умирают от зависти, когда она улыбается, – мечтательно произнес Гамрон.

– Таких красивых, наверное, и медведи не едят, – задумчиво заключил средний брат.

Все трое понурились – огромные, мрачные.

– Нужно потрахаться, – наконец решил Хавараш.

Он встал и вышел в коридор, но тут же беззвучно скользнул назад.