Закон мести - [55]

— Что нужно для турнира? — не сдавался Рефухио. — У нас впереди ночь, а берег моря усыпан чистым песком. У нас есть люди, лошади и шпаги, светить нам будет луна. Перспективы открываются блестящие, и все, что мешает нам, — ваша нерешительность.

— Вы сказали — сегодня ночью?

— Прекрасное время! Что может быть лучше? Мы соберемся после бала, чтобы не оскорбить губернатора.

— Нo в чем честь победителя?

— В том же, что и в битве: победа над врагом.

— Вы участвуете?

— Сочту за честь. — Рефухио поклонился, блеснув золотым шнуром на накидке.

Заговорил Чарро:

— В чем будем состязаться — в фехтовании или в верховой езде?

— Разве необходимо выбирать? Турнир всегда был состязанием и в том и в другом — игрой в войну.

Гости перешептывались между собой. По донесшимся из толпы фразам было понятно, что большинство гостей сочло турнир лишь отговоркой графа, удачным предлогом, придуманным им, чтобы иметь возможность расправиться с поклонником своей любовницы.

— Мне это не нравится, — заявила Пилар, в ужасе вскакивая на ноги.

— А мне нравится. — Глаза Рефухио вызывающе сверкнули. — И ты будешь не призом в этом состязании, а судьей его. Что может быть лучше настоящей богини луны, наичестнейшей, неподкупной и бесконечно снисходительной.

— Прекрати, — потребовала она. — В этом нет необходимости.

— Необходимость есть, разве ты не видишь? Нужно доказать всем, сколь высоко я ценю мою Венеру. Нужно доказать всем, что я именно тот, за кого себя выдаю. Доказать это всем. И себе, — последние слова он произнес так тихо, что их не слышал никто, кроме нее.

Так же тихо она призналась:

— Я ровным счетом ничего не смыслю в этом.

— Ничего? Проигравший виден, иначе и быть не может. Твой взгляд и твое благоволение нам нужны больше, чем беспристрастный суд. И ты, моя милая Венера, в отличие от богини правосудия, не слепа.

11.

Слух о намечающемся состязании быстро облетел бальный зал. Сеньора Гевара тревожно вскрикнула, услышав эту потрясающую новость, но большая часть гостей восприняла ее с восхищением и энтузиазмом. Гости губернатора были так озабочены предстоящим соревнованием, что полуночное срывание масок прошло как обычная формальность, ритуал, означающий начало нового развлечения, а не конец карнавала. Без сомнения, Рефухио на это и рассчитывал, хотя вряд ли шумиха вокруг турнира была поднята ради этого.

Рефухио со своими людьми и Филипп с товарищами покинули бал сразу же после того, как были сброшены маски. За ними последовало большинство гостей: лишь немногих не интересовало предстоящее зрелище.

Гости спускались по ступеням дворца и, позвав слуг, которые тоже наслаждались праздничным вечером в своей компании, садились на коней, в кареты и экипажи и галопом мчались вслед за участниками турнира, направлявшимися на берег моря. Их скачка через весь город привлекла внимание многих: ночных гуляк, слуг-мулатов, уличных торговцев и музыкантов, моряков и грузчиков из доков. Вся эта разношерстная толпа последовала за ними, веселясь, горланя, хохоча и отхлебывая на ходу вино из бутылок.

Пилар поехала вместе с сеньорой Геварой, не дожидаясь приглашения. Холодный взгляд сеньоры Гевары, упершийся в нее в тусклом свете фонаря кареты, дышал неприязнью, словно дама знала, чье присутствие вызвало ссору. Однако она ни словом не упрекнула Пилар. Потребовав, чтобы донья Луиза перестала причитать над своим платьем, которое та боялась помять в переполненной карете, и быстрее усаживалась, если ей угодно ехать, жена чиновника приказала кучеру трогать. Пилар думала, что Рефухио и его приближенные будут состязаться между собой, приняв в свои ряды Филиппа. Когда они достигли пляжа, их планы изменились. Филипп втянул в дело троих своих приятелей. Для всех участников турнира нашлись лошади, шпаги и импровизированные щиты. Двое помогали Чарро укрывать лошадей попонами, чтобы защитить их от ранений, пока Филипп показывал Балтазару и Энрике, как лучше затупить шпаги.

Пилар выбралась из кареты и пробилась через шумящую, смеющуюся толпу туда, где стоял Рефухио. Он уже снял мавританский наряд и покрывало, оставшись в штанах, сапогах и тунике без рукавов. Рефухио проверял удила у лошади, на которой ему предстояло ехать, и тихо успокаивал животное. Лошадь была напугана шумом толпы и светом длинных факелов, воткнутых в песок по краям, чтобы обозначить поле.

Он заметил, что она идет к нему, но продолжал возиться с лошадью, пока Пилар не остановилась напротив.

— Ты решила переменить свое решение и благословить нас? — шутливо спросил он. — Или просто не смогла удержаться от любопытства?

— Конечно, последнее, — едко заметила она. — Не будешь ли столь любезен сообщить мне, чем ты собираешься заняться?

— Конечно, милая, ты вправе требовать ответа. Что тебе угодно услышать?

Она поджала губы, услышав этот ироничный тон.

— Ты подвергаешь опасности не только свою жизнь, но и мою. Зачем? Зачем ты это делаешь?

— Я собирался таким образом избежать общества после того, как будут сняты маски, но, кажется, неверно рассчитал. Не обращай внимания. Когда факелы уберут, на поле станет совсем темно.

— Ты пытаешься успокоить меня? Но ведь и ты, и остальные могут быть убиты!