Закон, или Открытая Книга Кармы - [33]

Рассмотрим один пример подобного угодничества целям эгрегора: в 1914 году было составлено обращение «от писателей, художников и артистов» за подписью таких известных деятелей искусства, как Бунин, Горький, П. Стру­ве, Серафимович, Коненков, Собинов, Станиславский, В. Васнецов, Коровин и др. В нём в соответствии с официальной версией русского правительства говорилось о возвращении Германии «к алтарям жестоких национальных бо­гов». Документ поощрял военные выступления правительства и тем самым вносил «патриотическую» лепту в обработку общественного мнения. Тогда же Игорь Северянин написал свою агитационную поэму:

Когда отечество в огне

И нет воды — лей кровь как воду...

Благословение народу!

Благословение войне!

Если мыслеформы, «насаждаемые» творцами идей, находятся в согла­сии с основополагающей идеей эгрегора, — они выгодны ему и, используя интеллигенцию в своих целях, он лелеет её. Если входят в противоборство, — эгрегор их уничтожает. В этом плане характерна история жизни «поэта революции» Владимира Маяковского. Пока он «себя под Лениным чистил», эгрегор подпитывал его славой и бытовыми благами. Как только поэт вошел в конфронтацию с Советским эгрегором, он был им уничтожен. Обратите внимание на роль интеллектуалов в жизни эгрегоров: все идеи оформляются интеллигенцией. Они выступают идеологами революций (то есть спонтанной магией мыслеформ уничтожают старые эгрегоры и создают концепцию устремлений при строительстве новых). Поэтому эта «прослойка общества» всегда настораживает эгрегор и, фактически, им же и уничтожается (вспом­ните моменты истории: сталинские репрессии, жертвами которых стала в основном элита общества; брежневские гонения на следующее поколение ин­теллигенции — так называемых шестидесятников). Наличие такой «неста­бильной», но необходимой части силы требует от эгрегора установления внут­реннего равновесия — создания антагонистического интеллигенции крыла: органов устрашения и предупреждения противодействий внутреннему зако­ну. Этим объясняется ставшая стереотипом ненависть между представителями интеллигенции и органами «государственной безопасности», независимо от того, на какой территории обосновался эгрегор и к какому времени он относится. Примерами такого противостояния полна вся история челове­чества.

Среди представителей интеллектуального общества, безусловно, нахо­дятся и те, кто вовремя освобождается от фантомного бремени привязаннос­тей и выходит «наверх» из-под давления крыши эгрегора. Такие люди, как правило, доживают до глубокой старости, спокойно уходя в мир иной. Внут­ренняя свобода делает их неуязвимыми, «прозрачными» для эгрегора. Их ка­чественная принадлежность по вибрациям относится к другим пространствен­но-временным континуумам и не резонирует с энергетическими полями эгре­гора; они как бы перестают существовать для эгрегора. Их обходят грозы, разящие «людей эгрегора», несмотря на то, что внешне они ничем не отлича­ются от обывателей и даже принимают непосредственное участие в социаль­ной жизни. Рисуя облик этой категории людей, я не могу не вспомнить своего отца. Родившись в 1902 году, он участвовал во всех катаклизмах, сотрясав­ших мир в то время. Он прошел три войны, не получив ни одного ранения. Будучи евреем, он окончил первые Командирские курсы в Кремле и спокойно продвигался по служебной лестнице. Член Компартии, находившийся на от­ветственной партийной работе, сотрудничавший в газете «Красная Звезда» и тем самым принадлежавший к прослойке военной интеллигенции, он тем не менее был одним из немногих, кто не был репрессирован. В тот момент, когда уничтожению подверглись все ответственные работники редакции газеты «Крас­ная Звезда», мой отец, полковник И.И. Геллер, оказался за пределами поля деятельности карательных органов, пребывая в длительной командировке. Во время усиленного гонения на «красных командиров» он находился на дальних границах эгрегора — в Дагестане. Последняя послевоенная волна репрессий застала его в госпитале — он оформлял выход «в запас».

Старость он провел в полном благоденствии за составлением мемуаров и философскими размышлениями. Состоявшееся ещё в 20-е годы знакомство с позднее запрещёнными трудами Гегеля и Ницше, Аристотеля и Ибн-аль-Фарида не прошло даром: он интуитивно нашел возможность быть «выше» эгре­гора и одновременно придерживаться его законов.

Не будем подробно останавливаться на особенностях искусства как слуги эгрегора. Этой теме посвящена целая глава книги «Сезам, откройся!» Заметим лишь, что искусство, являясь одним из способов эстетического освоения мира, ограничено самостью автора. Кроме того, оно всегда имеет выражение в худо­жественных образах или, другими словами, создано из воплощённой в материал мыслеформы. «Мысль изречённая есть ложь», — как точно выразился поэт Федор Тютчев, к разговору о котором нам ещё предстоит вернуться в следую­щих главах. Эстетика как синтез условностей не менее тесно связана с эгрегором, чем его внутреннее законотворчество. Это всё та же область эфирных мыслеформ, интегрированных в клише вторичных причин и отразившихся в фан­томное вторичное следствие, форма которого представляет собой продукт мута­ции эфирного отражения уже проявленных до этого форм. Как следствие этого все произведения искусства, будучи результатами «считывания» с тонких слоев, являются новыми сочетаниями уже ранее использованных ингредиентов. Доми­нирующая тенденция эстетического отношения к миру, сконцентрированная прежде всего в искусстве, — проявление власти, утверждение победы над материалом. Творец становится гончаром, переиначивающим материал в искусственные формы. «Человек — властелин природы», — декларирует он и поворачивает вспять реки, вырубает леса, осушает болота, создавая искусственный ландшафт. Он строит неестественный мир, защищая его «крышей» эгрегора, и внутри этого иллюзорного мира видит миражи. И эгрегориальное искусство играет не пос­леднюю роль в сливе энергии в пользу эгрегора, находясь на службе самовыра­жения уже не одного человека, а целой группы, связанной общей низкой кар­мой. Оно же будет являться «рупором» императивного закона эгрегора, провоз­глашающим и навязывающим угодные ему фантомные «общечеловеческие цен­ности» и общепризнанные мнения. Характерным примером может служить тот факт, что когда в России господствовала жестокая тирания режима, власть заботливо пеклась о внешнем фасаде, вбивая в головы сограждан мысль о том, что «жить стало лучше, жить стало веселее». В 1940 году по инициативе серого кардинала Л.П. Берия был создан ансамбль песни и пляски НКВД Союза ССР. Темой большой программы, в которой принимали участие компози­тор Дунаевский, писатель Эрдман, балетмейстер Мессерер, режиссер Ют­кевич, была «жизнь счастливой страны, неусыпно охраняемой чекистами и пограничниками». «Коллектив ансамбля создал веселое, жизнерадостное пред­ставление» (цитата из газеты «Известия», 1940г.).