Закон фронтира - [14]

Означала ли эта негаданная встреча, что у него появился хоть какой-то шанс найти ту, без которой жизнь потеряла смысл? Вряд ли. А скорее всего — нет. Чудес не бывает дважды. А Гош всего лишь за сутки повстречал на своем пути уже трех хороших людей (Беллу за собаку можно было не считать, она стала для него кем-то родным и близким). Лимит удачи исчерпывался. Впереди, скорее всего, ждали неприятности.

В доме звенели посудой и смеялись. На площадку въехала мокрая автоцистерна, дала гудок, из дверей посыпался народ с ведрами и канистрами. «А может, выкарабкаемся как-нибудь?» — подумал Гош, наблюдая за веселой суетой у крана, из которого хлестала вода.

Он знал теперь очень много о том, что произошло в Москве за последние месяцы, когда люди начали «просыпаться» и сбиваться потихоньку в стаи по интересам. Здесь у каждого была своя история, как правило, очень горькая. Тот же Борис — уникальный случай «пробуждения» с полным объемом памяти и хорошо сохранившейся личностью при этом, — сумел найти семью: жену и сына. Мертвыми. Бородатый толстяк, опекавший мальчика Петю, был раньше учителем. Очнувшись незнамо где, он вспомнил координаты летнего загородного лагеря, где должен был по идее находиться, бросился туда и увидел, что в корпусах лежат мирно на кроватях скелеты его подопечных. Ольга вернулась в дом, который помнила с детства, и нашла останки своих родителей.

Сколько времени прошло с момента, когда мир поразила загадочная пандемия, никто не знал. Назывались разные цифры, от года до трех лет, но считать их достоверными не имело смысла. Чем люди занимались в этот период беспамятства, они тоже понятия не имели.

А многие и просто не хотели знать.

Гош докурил сигарету и тяжело вздохнул. Его так и подмывало спуститься по ступенькам, усесться за руь и бежать, бежать, бежать… Но куда? И зачем? Ему предстояло очень многое вспомнить, а для этого нужно было остаться здесь, в Москве. И терпеть, и ждать, и ежедневно подстегивать непослушную память. В надежде, что появится хоть малейшая зацепка.

— Оля… — прошептал Гош. — Оля, единственная моя… Где же ты?

Собака легла и положила морду ему на колени. Закрыла глаза. Задремала.

— Оля… — прошептал Гош.

Он тихо заплакал, пряча в ладонях горящее лицо.

…а где-то на окраине сознания уходило в поле стадо, и хрупкая девчонка колотила пятками по бокам гнедого жеребца, а кто-то сидел на заборе, держа под мышкой автомат и дуя пиво из бутылки, и играла музыка, и еще кто-то с очень знакомым лицом, гарцуя неподалеку на коне, радостно заорал: «Регуляторы, в седло-о!!!» и ускакал вслед за девчонкой, визжа и улюлюкая. Гош обернулся, рядом стояла громоздкая боевая машина с непомерно толстым стволом, и пожилой мужчина прислонился спиной к броне.

— Кто такие Регуляторы? — спросил негромко мужчина. — Мальчишки теперь себя по-другому и не называют… Что за заразную историю ты им подбросил?…

Здесь, в Москве, на теплых каменных ступенях, Гош не знал, что ответить этому явившемуся ниоткуда призраку. Но там, в той жизни, он что-то ему сказал.

И сказал, улыбаясь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ГОДОМ РАНЕЕ. В ПОИСКАХ СЕБЯ

Объездчики вернулись на рассвете. Кряхтя и ругаясь, они волоком затащили добычу в прихожую и кое-как поставили на ноги.

— Ну, Сан Сеич, получите-распишитесь, — сказал Цыган. — Вот и он, неуловимый Джо. Собственной, так сказать, персоной. С вас десять баксов за моральный ущерб.

Пленник обвел помещение мутным взглядом, закатил глаза, выпал из рук объездчиков и с деревянным стуком рухнул на пол лицом вниз.

— Только за моральный? — спросил пожилой мужчина, садясь на корточки и заглядывая потерпевшему за правое ухо. Там густо запеклась кровь.

— Ну, дырок-то он нам в машинах наделал порядочно, — важно заявил Белый. — «Тойоте» вообще, гад, все стекла раскокал до единого.

— И мое колесо, — подал голос Большой.

— И твое любимое колесо, — согласился Белый.

Костя и Цыган зашмыгали носами, но решили пока не смеяться.

— В лохмоты, — горестно вздохнул Большой. — А где я новое возьму?

— Если бы не это колесо у тебя на капоте, ты бы сам был в лохмоты, — сказал Белый. — Перестань ныть, я тебя умоляю.

— Некрасиво без колеса, — объяснил Большой.

— Достану я тебе новое! — утешил его Цыган. — Десять баксов.

— Главное, все живы, — сказал пожилой мужчина. — Чем вы его так?

— Это Костя. Прикладом. Мы его зажали в канаве и не давали подняться, а Костя сбоку подполз.

— Опасный трюк, мальчики.

— Вы же просили живьем. Вот он вам, целый и невредимый. Я, правда, не понимаю, зачем.

— Я сказал «по возможности — живьем». Цыган, принеси аптечку, пожалуйста.

— Момент, Сан Сеич.

— Это было дело принципа, — сказал Костя. Он устало присел на край стола и положил автомат на колени. — Застрелить человека может любой недоносок. Особенно такого опасного человека. Его просто грех не шлепнуть, когда он к тебе спиной повернется… А мы его по всем правилам. Блокировали, прижали, стукнули. Знаете, Сан Сеич, есть у меня все-таки подозрение, что я в прошлой жизни воевал.

— И что ты об этом думаешь? — спросил пожилой, внимательно глядя на Костю снизу вверх.

— Ну… Я думаю, что мне это не нравится. Теперь, во всяком случае. Не мужское это дело — война. Там убить могут.