Закон бутерброда - [32]

Он надеялся, что у отца в один прекрасный день хватит мужества уйти от матери и она кончит свои дни в одиночестве.

В ожидании этого чуда он ушел сам. Оставил этих двух полоумных наедине друг с другом. И это оказалось так легко… Почему он раньше этого не сделал? Зачем терпел весь этот их бред? Теперь ему это казалось непостижимым. Он вспоминал свои вечные проволочки и не видел в них ничего, кроме заражения их собственным безумием. Первый раз за долгие годы он чувствовал себя блаженно спокойным. На самом деле, наверно, именно это и удерживало его так долго: бешенство. Оно действовало как связующая нить между ними, как скользящая петля, которая от каждой ссоры затягивалась все туже. А когда перманентный гнев наконец угас, он сумел свалить.

Поль ушел, не задумываясь о смысле своего бегства, но теперь, сидя в одиночестве перед столиком, заваленным грязными картонными упаковками, ему пришлось признать, что он уже староват для побегов из дома. В его возрасте надо уходить окончательно. Он больше никогда не будет жить с ними. Он с наслаждением откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Свободен. Один и без гроша, ну и ладно, нечего портить себе первые часы свободы такими мелочами. Там видно будет. Надо действовать по порядку. Первая его цель – вырваться из Ла-Рошели и вернуться в Париж. Он подключился к чату. Марианна отправила ему сообщение, писала, что на Vox повесили статью про историю с вендеттой. Не просила помощи, просто говорила, что не знает, как ей быть. Зато от Кристофа никаких вестей.

Он написал им общий мейл:

Как вы знаете, я живу с родителями. Отношения у нас суперхреновые. Теперь они кинули мне чудовищнейшую подлянку. Мне пришлось от них уйти. Я возвращаюсь в Париж поездом, он приходит в 17.24, и идти мне некуда. Было бы классно, если бы кто-то из вас меня встретил и приютил, всего на несколько дней, пока я не найду решение. Я, мягко говоря, в жопе.

Он ждал до последней минуты, пока не пришлось отключить комп и ехать на вокзал, но ответа не получил.

Когда он компостировал билет, его вдруг сдавила неприятная тревога. Может, родители беспокоятся о нем? Может, не надо так поступать с отцом? В конце концов, он-то тут ни при чем. Но вернуться уже невозможно. Дело даже не в храбрости или трусости, ответственности или чувстве вины; это просто выше его сил. Он сел в поезд и первый раз почувствовал себя взрослым, ответственным за свою жизнь, принимающим решения и следующим им. Дрожь возбуждения прошла по его телу. Он уселся на свое место и, уткнувшись лбом в стекло, смотрел, как за окном проносится пейзаж. Ему хотелось видеть, как нарастают километры между его прежней жизнью и будущим. Когда поезд въехал в туннель, в окне появилось его отражение: по лицу бродила дурацкая улыбка.

Он открыл компьютер. Новый документ. Заголовок: План действий. Его руки на секунду зависли над клавиатурой. Теперь оставалось всего лишь найти способ заработать денег. Но у него уже появилась идея, которую он про себя обозначил как “гениально, блин” и которую теперь надо было записать черным по белому.

Выйдя из поезда на вокзале Монпарнас, он первым делом увидел на краю платформы Марианну. Она стояла у столба, в джинсах и легком свитере, с сумкой через плечо. Довольно непривычно было видеть ее одетой. Он попал в ее поле зрения, но она ему не улыбнулась, по той простой причине, что не знала, как он выглядит. Рядом с ней торчал небритый брюнет с кругами под глазами, судя по всему, Кристоф. Они стояли молча, словно двое посторонних, которые по чистой случайности оказались рядом. Поль свернул со своей траектории и подошел к ним. Все трое обменялись неловкими улыбками. Марианна протянула ему руку, уточнив: “Марианна”. Поль ответил: “Одетая ты тоже неплохо выглядишь”. Кристоф сказал:

– Нам надо поговорить, предлагаю пойти куда-нибудь в кафе.

Они ушли с вокзала вместе.

Глава пятая

#5

Марианна смотрела, как Поль ест, и не могла понять, каким образом такое тощее существо умудряется уничтожать столько пищи. Он проглотил уже два сэндвича с ветчиной и сыром и теперь с тем же энтузиазмом принялся за чизкейк. Такое впечатление, что она наблюдает в действии поглощающие свойства черной дыры. Может, родители морили его голодом, запирали в подвале на соломе, с краюшкой хлеба и подключением к вайфаю? В остальном он в точности соответствовал расхожему образу подростка-переростка, целыми днями сидящего у экрана. Худой до жути, очень бледный, не красавец и не урод, никакой, с телом, которое казалось всего лишь обременительной эктоплазматической оболочкой.

Кристофу лезли в голову примерно те же мысли, но с оттенком удовольствия: ему нравилось смотреть, как кто-то ест настолько легко и непринужденно. С тех пор как Люк отказался нормально питаться, он стал особенно чувствителен к зрелищу человека, для которого поглощение еды не представляет никаких затруднений.

– Блин, до чего жрать охота! – воскликнул Поль с набитым ртом, еще не расправившись с десертом.

Они сидели в одной из тех претенциозных и в то же время захудалых пивнушек, которые рассеяны на каждом углу вокруг парижских вокзалов и вечно набиты битком, несмотря на единую коммерческую стратегию, нацеленную исключительно на то, чтобы навсегда отвратить от столицы попавшего в нее пассажира. Поль жестом подозвал официанта, одетого как пингвин-неврастеник, заказал крем-брюле, потом повернулся к Марианне и Кристофу, сидевшим напротив, и спросил: