Заколдованный замок - [21]

Однако отступление затянулось. Первый помощник капитана не имел привычки выставлять вахтенного во время штормового дрейфа, и то, что он так поступил сейчас, вместе с исчезновением топоров и гандшпугов убедило нас в том, что команду застать врасплох предложенным Питерсом способом не удастся. Тем не менее что-то нужно было делать, причем как можно скорее, поскольку мы знали, что, если первый помощник в чем-то заподозрил Питерса, он избавится от него при первой же возможности, и найти решение или что-то предпринять было необходимо, пока не закончился шторм.

Август предложил под каким-нибудь предлогом убрать с люка в кают-компании цепь, что дало бы нам возможность неожиданно напасть на них, пройдя через трюм, но, поразмыслив, мы пришли к выводу, что при такой качке сделать это невозможно.

По счастью, мне в голову пришла идея сыграть на суеверных страхах и нечистой совести первого помощника. Напомню: один из команды, Хартман Роджерс, умер тем утром после того, как два дня назад выпил грогу с водой и у него начались судороги. Питерс предполагал, что его отравил первый помощник, и на то у него имелись, как утверждал полукровка, неоспоримые причины. Уговорить его открыть их нам не удалось, но это упрямство вполне соответствовало его характеру. Впрочем, действительно он имел основания подозревать первого помощника или нет, мы с готовностью с ним согласились и решили действовать соответственно.

Роджерс скончался примерно в одиннадцать часов утра в страшных конвульсиях, и спустя несколько минут после смерти его труп являл собою одно из самых отвратительных и ужасающих зрелищ, которые мне когда-либо доводилось видеть. Живот его неимоверно раздулся, как у утопленника, пролежавшего под водой несколько недель. Руки были в таком же состоянии, но лицо ссохлось и побледнело как мел, и лишь на впавших щеках краснели несколько пятен, подобных тем, какие возникают при рожистом воспалении: одно из этих пятен шло по всему лицу через глаз, как будто голова его была опоясана красной бархатной лентой. Когда тело в этом жутком состоянии в полдень вынесли из кают-компании, чтобы выбросить в море, его заметил первый помощник (до этого он его не видел) и, то ли почувствовав угрызения совести от содеянного злодеяния, то ли придя в ужас от увиденного, приказал зашить тело в гамак и провести похороны по морским правилам. После этого он спустился вниз, как будто не хотел больше видеть свою жертву. Пока матросы готовили тело, налетел шторм, и похороны пришлось отложить. Брошенное тело водой прибило к шпигатам[12] на левом борту и било о него при каждом движении брига.

Определившись с планом, мы немедленно приступили к его исполнению. Питерс поднялся на палубу и, как ожидалось, был тотчас окликнут Алленом, который, судя по всему, был поставлен там в первую очередь для наблюдения за кубриком, нежели для каких-либо иных целей. Но участь этого негодяя была решена быстро: Питерс подошел к нему с беззаботным видом, будто чтобы поговорить, резко схватил за горло и швырнул за борт так, что тот и вскрикнуть не успел. Потом он позвал нас, и мы поднялись на палубу. Первым делом нам нужно было найти какое-нибудь оружие, и делать это необходимо было с величайшей осторожностью, ибо из-за гигантских волн, захлестывавших бриг, когда он зарывался носом в воду, на палубе нужно было все время держаться за что-то. Кроме того, это было крайне необходимо еще и потому, что с минуты на минуту помощник капитана мог подняться на палубу, чтобы поставить людей к насосам, так как было очевидно, что судно стремительно набирает воду. После недолгих поисков мы не нашли ничего более подходящего для наших целей, чем две ручки от насоса, одну взял Август, вторую — я. Затем мы сняли с трупа Роджерса рубашку и бросили тело за борт, после чего мы с Питерсом спустились вниз, оставив Августа сторожить палубу, где он встал в том же месте, где находился Аллен, повернувшись спиной к трапу в кают-компанию, чтобы его приняли за вахтенного, если кому-нибудь из банды помощника капитана вздумается подняться на палубу.

Едва мы спустились, я начал преображение в труп Роджерса. Рубашка, которую мы сняли с тела, сильно помогла нам, потому что она была очень необычного, легкоузнаваемого кроя, нечто вроде блузы, которую покойный надевал поверх другой одежды, напоминающей синий мешок в широкую белую поперечную полоску. Облачившись в нее, я стал думать, как приделать себе фальшивый живот, чтобы изобразить жуткое уродство распухшего трупа, и вскоре приспособил для этого простыню. Затем я придал такой же вид рукам с помощь белых шерстяных рукавиц, в которые набил найденные тут же тряпки. Потом Питерс взялся за мое лицо: сначала натер его мелом, а потом наставил пятен кровью, для чего порезал себе палец. Не забыта была и полоса через глаз, которую он изобразил ужасающе правдоподобно.

8

Когда я увидел себя в висевшем в каюте осколке зеркала при тусклом свете переносного фонаря, от собственного вида и от воспоминания о страшной действительности, которую я копировал, меня охватило ощущение безотчетного ужаса и бросило в дрожь. Едва ли я смог бы найти в себе силы исполнить эту роль, но действовать нужно было решительно, и мы с Питерсом поднялись на палубу.