Заколдованный круг - [51]
— Мы только пошутить хотели! — уверял Эдварт.
Мартин медленно сел. Потер шею, сплюнул пару раз кровью, — верно, прикусил язык. Поднялся, стал понуро отряхивать землю и глину.
— Отправляйтесь в усадьбу, и живо за работу, — крикнул Ховард и добавил, еще не остыв от гнева. — Нужно бы ленсмана на тебя напустить!
Оба хусмана убрались. А Ховард остался. Ему хотелось самому себе язык откусить. Хорош хозяин, не поладил с работниками и сразу ленсмана звать. Самому надо разбираться.
Юн сидел на валуне и спокойно наблюдал за Ховардом. Ховард еще не успокоился. Он резко обернулся к Юну:
— Ты знал об этом?
Юн сердито возразил:
— Я тебе отвечать не обязан.
— Почему ты не предупредил меня?
Юн встал, холодно взглянул на Ховарда.
— Так и быть, отвечу. Потому что мне плевать и на тебя, и на твой луг. Не мой это луг и не мои канавы. А вообще, — и гнев его улетучился, — вообще-то, я считал, что это свинство, то, что они устроили, и решил было сказать тебе. Ну а потом рассудил, что если есть у тебя голова на плечах, то сам разберешься. Но знай, мне плевать!
Ховард расхохотался.
— Сказано начистоту! Но, может, ты мне разъяснишь кое-что. Хусману, понятное дело, ни к чему из сил выбиваться и из кожи вон лезть за жалкие четыре шиллинга в день. Но какая им корысть не спать ночью, работать часами, чтобы свой же труд загубить?
Юн отвел взгляд.
— Ну… верно, они не сами до этого додумались, — только и сказал Юн. — Почем знать, может, не совсем даром старались!
Ховард с Юном привели в порядок все три канавы и снова прикрыли землей. Не успели кончить, как зажурчала вода в отводной канаве.
Кончив работу, Ховард стоял, задумавшись. Мысли его были далеко. Потом он спросил, не собирается ли Юн на рыбалку.
Да, Юн собирается на рыбалку. Завтра спозаранку. Он захватит сети, соль и хороший бочонок — неплохо бы рыбы насолить да накоптить на зиму.
— Если не поскупишься, продам тебе немного! — пообещал Юн.
Ну что ж. Но Ховард не о рыбе думал, когда спрашивал.
Он еще помедлил. Похоже, что-то для себя решил.
— Можешь ненадолго пойти со мной в кузню? — спросил он Юна.
Потом объяснил, что задумал:
— Этот нож меня два раза чуть до смертоубийства не довел. Первый раз дело было в Телемарке на свадьбе моей сестры. Тогда меня силой оттащили, бедняга уже на земле валялся. Второй раз ты сам видел, час назад. Как бы в третий до беды не дошло. Я решил перековать нож на косу — от греха подальше.
Он умолчал о Туне, которая вернула ему нож перед тем, как броситься в водопад.
— Сегодня до смертоубийства не дошло, а ведь еще немного, и быть беде, — сказал Юн. — Я это по твоему лицу видел, когда ты ножом замахнулся. Отчего же его не перековать на косу… если все зло от ножа, конечно.
Когда они пришли в кузницу и раздули горн, Юн долго смотрел на нож.
— Нож-то больно хорош! — воскликнул он. — Да и подлиннее обычного. Прямо рука не подымается… Говорят, можно снять колдовство с ножей и прочего оружия, если положить его на блюдо со святой водой, а потом три четверга кряду под вечер ходить в церковь и ставить это блюдо на алтарь. Но только в одиночку. Правда, на такое не каждый решится. Но нож уж очень хорош!
— Да к тому же и непростой, — сказал Ховард. — Видишь, какая рукоятка? Когда-то это была рукоять меча. Да еще, взгляни, лезвие-то обоюдоострое, как у кинжала, только пошире. Этот нож называют у нас в семье наследным клинком. Видишь, он синий и острый — им даже бриться можно.
И Ховард рассказал Юну все об этом ноже — когда-то это был меч, и владел им его прадед, опальный рыцарь, который искал убежище в Телемарке.
Ховард рассказал и о мрачном стихе, который старая ведьма прочитала ему тогда, на свадьбе у сестры:
А закончил Ховард так:
— Не то, чтобы я в это верил, и все-таки, знаешь… порой мне кажется, будто на ноже этом заклятье.
Юн призадумался.
— Да, нешуточное, видно, это дело. И стих, впрямь, похоже, старый и непростой. Я бы этому стиху не перечил. Но, знаешь, если этот нож и вправду чинит убийство, добра не будет, если ты даже и перекуешь его. Надо, чтобы над косой этой сотворили молитву.
Нет, Ховард ведь говорил уже, что не верит в колдовство. А в глубине души какой-то голос нашептывал ему: с какой тогда стати перековывать нож на косу?
— И у меня тоже была одна наследная вещица, — сказал Юн. — Только это не нож был, а кольцо… Мать моя как-то в служанках целый год в Швеции прожила. Там-то она меня и зачала. Отцом моим был один капитан — мне мать и имя его называла. Фон-барон какой-то. Когда мать заметила, что быть мне на свете, дал ей капитан дал еров и это кольцо, и она отправилась домой. Потом она вышла замуж за того человека, который моим отцом считается. Деньги, конечно, ему достались. Но вот кольцо мать мне отдала. Правда, толку мало, я потерял его как-то по пьяному делу…
Так-то. Юн тоже не простого роду.
Что же — да все люди, наверное, благородные. Если Адам не простого роду.
Ховард отрубил конец косы.
— Из этого кончика я еще лезвие для ножа могу сделать, — объяснил он.
Когда работа была кончена, Юн перекрестил косу и сказал:
«Моя вина» — это роман о годах оккупации Норвегии гитлеровской Германией, о норвежском движении Сопротивления. Роман вышел в 1947 г., став одним из первых произведений в норвежской литературе, посвящённым оккупации. Самым интересным в романе является то, что остро и прямо ставится вопрос: как случилось, что те или иные норвежцы стали предателями и фашистами? В какой степени каждый человек несет за это ответственность? Как глубоко проник в людей фашизм?
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.