Заколдованный круг - [32]

— Ты тоже вырежь на стене свои буквы, — предложил Юн. — Ты тут теперь хозяин, а попал сюда в первый раз; думаю, когда мы обратно вниз уедем, тем, кто здесь живет, это понравится.

И Ховард послушно вырезал на стене буквы Х. Е. В.

— Так ты, значит, свою прежнюю фамилию пишешь! — сказал Юн. — А тебя здесь называют Новый Ульстад. Народ говорит: «А что, стоящий он мужик, этот хозяйкин Новый Ульстад, а?» Ну, а сам что скажешь? Стоящий ты мужик?

В тот вечер Юн рассказал о Деде из Синей скалы, о Хёгне Лиэне и немного о Керстаффере и Амюнне Муэне, чтобы Ховард, как он выразился, узнал все как есть, а еще потому, что Мари просила его об этом.

Дед из Синей скалы — это самый большой великан на этой стороне озера. Говорят, правда, будто далеко на западе в лесу живет великан еще больше, но о нем Юн ничего сказать не может.

Все старики, конечно, видали нечистого из Синей скалы, но они умеют держать язык за зубами. Старый Аннерс Флатебю однажды осенью побывал в том лесу и много лет после этого был какой-то странный, но так ничего и не рассказал.

Одна доярка с летнего пастбища раз пропала на целую неделю, лес прочесывали цепью, но все впустую. Потом она вернулась, но так никогда ничего и не смогла объяснить. А к концу зимы родила она мальчонку — ну ни дать ни взять настоящий тролль. Однако дело это давнее, еще и Мари на свете не было…

Но вот всего несколько лет назад сопляку тут одному из Лангсета — между прочим, хозяйскому старшему сыну — вздумалось поглядеть, как он сказал, на рыло этого самого великана из Синей скалы. Ну и поговорил же он с ним, доложу я тебе! Взял он с собой несколько дружков и двинулся в горы. Дело было в четверг вечером, поближе к середине лета. Было и не темно, и не светло — так, ни то ни се. Этот щенок — его Сёреном звали — принялся кликать великана. «Если ты не трус, так покажись!» — кричал он. Ну, ясное дело, великан и не подумал показываться. Тут уж Сёрен совсем осмелел — а по дороге они пропустили по несколько стаканчиков, — подошел под самый обрыв и швырнул камень прямо в пещеру, где у великана, люди считают, вход в дом. «Посмотрим, разбужу я тебя или нет», — сказал он.

Да, разбудить он его разбудил. С места, куда он угодил, покатились камни, сбили другие, потом словно гром раздался, рассказывали дружки Сёрена. Вдруг из этого обвала один камень как скакнет в воздух и прямо в лоб Сёрену, тот так и рухнул замертво.

Остальные не оглядываясь дали тягу. На другой день народ отправился в лес за Сёреном. Он так и лежал на месте. Но баба, которая обмывала труп, говорила, что у него по всему телу были желтые и синие пятна, словно его кто-то огромными кулачищами исколотил. С тех пор уже никто никогда не кричал Деду из Синей скалы.

— Гм. Да. Вот такая история. Твое здоровье. Ничего не скажешь, хороша водочка.

— Так как же с Хёгне-то, — напомнил Ховард часом позже, когда они выпили еще несколько стаканчиков.

— Да-да. Я вообще-то думал, что Мари тебе про него рассказывала. Меня здесь не было еще, когда это приключилось. Но каждое мое слово — истинная правда, потому что рассказывала это мне Мари, а она знает все, что случилось в Нурбюгде в наше время, да и раньше тоже.

Хёгне — он сейчас человек уже в годах. Наверное, одних лет с Керстаффером Бергом, стало быть, ему лет эдак с полсотни, а может, и того больше. Но эта история приключилась, когда они еще, можно сказать, молодыми парнями были. Когда еще отец Керстаффера, Старый Эрик, хозяйничал в Берге и лютовал вовсю. Люди говорят, что в те времена Керстаффер был парень хоть куда. Тогда он еще не был таким нелюдимом, злыднем и мучителем, как потом стал, и не гонялся еще за деньгами, за землей да за лесом. Чертом с Берга звали в те годы его отца, старика Эрика Берга, никому и в голову бы не пришло, что Керстаффер получит в наследство вместе с двором и деньгами да лесом и это прозвище в придачу.

Весельчак он был тогда и шутник и вечно всякие штуки придумывал — вроде той, что он сыграл с Хёгне.

Они — Хёгне и Керстаффер — были вроде как приятели. Во всяком случае, Хёгне так думал, он такой был доверчивый. Как что не получается, сразу бежал к Керстафферу за советом.

Чаще всего из-за девок. Любил их Хёгне до ужаса, но робкий был, заговаривать с ними и то боялся. Он бежал к Керстафферу и, как говорится, изливал душу, а тот раззванивал по всему селению. Да, здорово они потешались над Хёгне.

И вот однажды летом Хёгне просто покой потерял из-за одной девки, которая у него косила сено. Она была с маленького хуторка, что под самым Лиэном стоит. Из бедных, но не хусманская дочка, девка красивая и веселая.

Хёгне — к Керстафферу за советом. Мол, влюбился он в эту девку, но сказать ей не смеет. «Да не говори, а налетай», — ответил Керстаффер. У нас и сегодня эти слова повторяют, от Керстаффера они пошли.

Но это, понятное дело, у Хёгне и подавно не получилось. Такой уж он был несмелый. А распалялся он все пуще и пуще. Наконец решил, что женится на девке, если та будет не против. Лучше и красивее жены, думал он, никогда ему не сыскать. Отец и мать его лежали в могиле, он сам себе был хозяин. И вот пошел он к Керстафферу и спросил, не согласится ли тот быть его сватом и поговорить, с девушкой и ее родителями.