Заколдованная рубашка - [44]

— Эй, погодите нас! — крикнул Лев лодочнику.

Но едва он и Александр приблизились к парапету, как целая компания молодых гарибальдийцев опередила их и со смехом и шутками попрыгала в лодку.

— Отчаливай! — крикнул кто-то из компании.

Лодочник поспешил оттолкнуться веслом — он боялся, что суденышко его вот-вот опрокинется. Оба русских хмуро взглянули друг на друга.

— Кажется, в этой компании был Датто, — сказал Александр. — Это он крикнул «отчаливай». Я узнал его по голосу.

— Э, всюду вам чудится этот Датто! — досадливо отмахнулся Лев. — Надо что-то придумывать. Мы буквально, а не только символически остались за бортом.

— Поищем еще какую-нибудь лодчонку у маяка, — предложил Александр. Не оставаться же нам, в самом деле, в Генуе из-за Лоренцо.

А у самого сладко замерло сердце: если не уедут, стало быть, можно снова увидеть «Ангела-Воителя»… Александр дернул плечом, стряхивая с себя недостойный мужчины соблазн.

— Побегу поищу…

Но тут, на их счастье, из-за мыса выплыл длинный рыбацкий челнок, и зычный голос закричал:

— Эге-гей! Синьор Леоне! Синьор Алессандро! Это мы! Подождите!

— Пучеглаз! — узнал Александр. — Как он вовремя!

Пучеглаз греб сильно, и через несколько минут челнок оказался у парапета. В нем, кроме Лоренцо, сидела какая-то странная фигура в старом кепи национального гвардейца, надвинутом на самый нос, в блузе до пят, засученных штанах и лакированных башмаках на босу ногу.

С трудом узнали Лев и Александр в этом наряде Лукашку. Мальчик встал и торжественно откозырял обоим друзьям.

— Ваша сумка при мне, синьор капитан! Вот она! — отрапортовал он Льву. — Я ничего не потерял!

И в доказательство он поднял над головой сумку, из которой выглядывал растрепанный том Руссо.

— Скорее в лодку, а то корабли уйдут без нас! — закричал Пучеглаз.

Лев и Александр ловко спрыгнули с парапета. Через несколько минут вся четверка уже взбиралась на палубу «Пьемонта». Палуба эта превратилась в такой же бивуак, каким только что была набережная Генуи. Гарибальдийцы заполнили все помещения, переходы, нос и корму корабля. Каюты были забиты офицерами. Некоторые уже вынули карты и кости и намеревались начать игру. Говорили, что в кают-компании идет совещание военного совета, что Гарибальди вызвал туда всех своих военачальников: энергичного и храброго венгерца Тюрра, красавца и горячего патриота Орсини, бывшего священника Сиртори. У гарибальдийцев было слишком мало оружия — это грозило провалом всей экспедиции. Надо было любыми способами во что бы то ни стало раздобыть еще орудий и пороха. Кроме того, несмотря на все предосторожности, об экспедиции Гарибальди в Сицилию узнали все. Вся Европа напряженно следила за продвижением гарибальдийцев.

В море уже крейсировали два неаполитанских корабля, и Гарибальди получил сведения, что бурбонцам приказано преградить дорогу его кораблям и захватить «Ломбардию» и «Пьемонт».

Между тем наступило уже утро, надо было торопиться. В заливе заиграла резвая волна, подул ветер.

Из кают-компании появилась знакомая всем фигура в развевающемся на ветру плаще.

— Avanti! — зычно скомандовал Гарибальди.

Ему ответил дружный, радостный крик его «тысячи». Мощный хор грянул гарибальдийский гимн:

Разверзлись могилы, и мертвые встали,

И наши страдальцы пред нами предстали,

Венчанные лавром, как некогда в жизни,

С любовью к отчизне в горячей груди.

Восстань же! Восстань же, о юность народа!

Несет наше знамя под ветром свобода.

Восстань же с оружьем и мощным припевом,

С любовью и гневом в горячей груди!

Долой, уходи из Италии нашей,

Ступай, чужестранец, откуда пришел!

Отчизна цветенья, и песен, и смеха

Оденется в сталь боевого доспеха.

Пусть руки в оковах — мы свергнем тирана,

И слава Лоньяно вернется в наш век!

Австрийскую палку на части ломая,

На битву за родину Рим поднимая,

Ярмо наше скинем, австрийцев прогоним,

Колен не преклоним пред ними вовек.

Долой, уходи из Италии нашей,

Ступай, чужестранец, откуда пришел!

Наш дом — вся Италия наша родная.

Ступай, чужестранец, живи на Дунае;

Не трогай ни хлеба, ни нив наших спелых,

Сынов наших смелых не смей отнимать.

Два моря и Альп вековые отроги

Вот наша граница. Пускай же дороги

Пробьют Апеннины, и встанет за нами,

И встанет под знамя вся родина-мать,

Долой, уходи из Италии нашей,

Ступай, чужестранец, откуда пришел!

Женщины махали с берега и из лодок огромными соломенными шляпами.

Биксио сигнализировал с «Ломбардии», что и у него все готово к отплытию.

И вот уже загремели якорные цепи, забурлила за кормой вода, и белая пена, как кружевной шлейф, волочится за кораблем. Плавно удаляются, тают в солнечной дымке сверкающие дома и темная зелень генуэзских садов.

Александр протолкался к самому борту и не спускает глаз с легкой белой лодки, плывущей по заливу. Там, в этой лодке, кроме матроса-гребца, грациозно наклонилась над водой гибкая женская фигура. Голубой зонтик колышется, как диковинный цветок. Но вот зонтик откинулся, показалась золотая голова, вверх взметнулась рука, приветливо замахала платком. Александр сдернул кепи с головы, тоже неистово замахал.

«Прощай, прощай, красивая, милая! Приехала проводить, как обещала. Не обманула, милая».