Заколдованная - [23]

— Колдунья и я — о, прошу прощения, — насмешливым тоном заговорил Дункан, — это Наделенное Знанием существо женского пола и я устали от игры в прятки, от вопросов без ответов и от общества юного Эгберта.

Юный оруженосец, о котором шла речь, прочувствованно вздохнул. Ему и впрямь стало невмоготу ходить на цыпочках вокруг колдуньи неустойчивого нрава и воина, чей нрав был вполне устойчив — просто невыносим.

— В таком случае решено, — сказал Эрик, шагая за порог хижины, — едем в Морской Дом.

Эмбер натянула на голову капюшон своего плаща и ступила на траву, блестевшую крупными каплями воды. Дым от горевших в очагах поленьев и торфа змеился в утреннем воздухе, пробираясь между каплями влаги, которые были слишком мелки, чтобы стать дождем, и слишком крупны для тумана.

Когда Эмбер приблизилась, Эгберт сдернул защитное покрывало с седла грациозной гнедой кобылки. Он не пытался помочь Эмбер сесть в седло. Для этого ему нужно было бы прикоснуться к ней, но Эгберт знал, что никто не смел касаться Эмбер без ее особого соизволения.

Дункан ничего такого не знал. Бросив изумленный взгляд на юного оруженосца, он быстро шагнул вперед и подсадил Эмбер в седло, прежде чем остальные сообразили, что он собирается делать.

Эрик успел наполовину выхватить свой меч из ножен, но увидел, что Эмбер осталась спокойной. Прищурившись, он наблюдал за ними обоими.

Уже отпуская ее, Дункан позволил своим рукам со скрытой лаской провести от талии к бедрам, ощущая упругость ее тела.

— Благодарю тебя, — сказала Эмбер.

Она произнесла эти слова задыхающимся голосом, а ее щеки вспыхнули румянцем. Желание Дункана разгоралось все жарче с каждым прикосновением, с каждым взглядом — день ото дня вынужденной близости, на которую их обрекала жизнь в хижине, где была лишь одна комната.

Перестав сердиться на Эмбер за то, что она боится его как возлюбленного, Дункан принялся соблазнять ее с такой сосредоточенной настойчивостью, которая уже сама по себе была соблазнительной. Присутствие же Эгберта, вместо того чтобы умерять пыл взаимного влечения, лишь усилило воздействие на них той близости, которую они искали и находили в обыденности. Украдкой подаренная и принятая ласка, мимолетная улыбка, которую надо тут же спрятать, сильные пальцы, накрывшие более нежную руку, чтобы снять с огня горшок, — все это давало пищу страсти, пока от нее не начинал, казалось, дрожать сам воздух.

Эмбер в жизни не испытывала ничего подобного. Она казалась себе арфой, струны которой перебирают пальцы мастера. Каждое прикосновение Дункана вибрировало в ней, вызывая дивные аккорды в самых неожиданных местах. Бешеный стук ее сердца сочетался с каким-то странным ощущением, как будто что-то таяло глубоко у нее внутри. Дыхание становилось учащенным, а кожа приобретала тончайшую чувствительность.

Иногда ей было достаточно лишь посмотреть на Дункана, чтобы ею овладела сладкая истома, от которой кости таяли, словно мед. Это произошло и сейчас. Дункан вскочил в седло запасной лошади с грацией прыгнувшей на забор кошки. Его рука ободряюще потрепала крутую лошадиную шею.

Глубоко, до боли вздохнув, Эмбер попыталась подавить ропот своего тела, требующего именно этого единственного человека, которого ей было запрещено желать. Но она ничего не могла поделать со своей памятью, где жили и выражение глаз Дункана, когда он смотрел на нее, и движение его губ, когда они произносили слова, заставившие ее пылать.

Сколько раз я снимал с тебя одежду, целовал твои груди, твой живот, атласную гладкость твоих бедер?

— Эмбер, тебе дурно? — спросил Эрик.

— Нет, — слабым голосом ответила она.

— Что-то не верится.

Повернувшись к Дункану, Эрик внимательно посмотрел на него.

— Никто не смеет касаться Эмбер без ее разрешения, — сказал Эрик. — Понял?

— А почему? — спросил Дункан.

— Она запретная.

Удивленное выражение появилось на лице у Дункана, но он тут же прогнал его.

— Не понимаю, — осторожно произнес он.

— А тебе и не нужно ничего понимать, — ответил Эрик. — Просто не прикасайся к ней. Она этого не желает.

Дункан чуть заметно усмехнулся.

— Неужели?

— Да.

— В таком случае я буду делать так, как желает леди.

С загадочной, чувственной усмешкой Дункан заставил свою лошадь посторониться и подождать, пока Эрик займет свое место во главе и они тронутся в путь в неясном свете раннего утра.

Эрик повернулся к Эмбер.

— Разве ты не предупреждала его, чтобы он не прикасался к тебе? — спросил он.

— В этом не было необходимости.

— Почему?

— Даже после того, как Дункан проснулся, его прикосновение не причиняло мне боли.

— Странно.

— Да.

— А Кассандра знает? — спросил Эрик.

— Да.

— Что она сказала?

— Она все еще спрашивает совета у своих рун. Эрик хмыкнул.

— На моей памяти Кассандра никогда еще не раздумывала так долго над пророчеством.

— Никогда.

— Кровь Господня! Неудивительно, что Дункану так не терпится убраться из хижины, — пробормотал Эрик.

Эмбер искоса глянула на него золотистыми глазами, но ничего не сказала.

— Что-то ты не очень разговорчива сегодня, — бросил Эрик.

Она кивнула головой.

И не сказала ни слова.

С нетерпеливым проклятием Эрик развернул лошадь, пришпорил ее и поскакал вперед. Двое рыцарей с оруженосцами рысью подъехали через луг и присоединились к этой небольшой кавалькаде. На них под плащами были надеты кольчуги, а головы были защищены металлическими шлемами. При них были также длинные, каплеобразной формы щиты, какие саксы переняли у своих завоевателей-норманнов. Под седлом у обоих рыцарей были боевые кони.