Заключительный аккорд - [38]

— В двадцать часов построение. Понятно? — спросил Фаренкрог.

— Слушаюсь, господин капитан! — повторил он ещё раз.

— Вот теперь уже лучше.

Григорьев достал из чемодана рацию и поставил на стол так, чтобы её каждую минуту можно было спрятать. Надев наушники, он взялся за ключ и вышел на приём. Начал набрасывать на листке бумаги ряды цифр, а затем сам перешёл на передачу. Закончив передачу, убрал рацию в чемодан и задвинул его под кровать. Вытер пот с лица.

— Сегодня вечером они пройдут здесь. — Григорьев посмотрел на Фаренкрога. — Ровно в двадцать часов.

Снаружи раздался топот. Григорьев застыл возле постели. Фаренкрог нащупал пистолет, лежавший у него под подушкой.

В коридоре послышался какой-то шум: видимо, доктор Цибарт начал свой обход.

— Пусть чемоданчик остаётся здесь, — прошептал Фаренкрог и громко сказал: — Так договорились, ровно в двадцать ноль-ноль построение, но чтобы без опоздания!

Фаренкрог посмотрел в окошко. Через несколько минут он увидел Григорьева, который шёл между укрытиями санитарной роты…

Тарасенко послал эту группу на выручку товарищам, руководствуясь основным принципом разведчиков: ни в коем случае нельзя оставлять товарища в беде. Группе поставлена сложная задача, и сознание этого придаёт разведчикам силы и мужество. Вместе с тем задание очень рискованное. Леса вблизи нет, и укрытия почти никакого. Шансов на благополучное освобождение товарищей тоже почти нет. Все возможности продуманы, все советы выслушаны.

Фаренкрог вытянулся на койке. Можно немного отдохнуть: Следующий сеанс радиосвязи только через четыре часа.

«Самое главное — держать себя в руках», — мысленно сказал он себе и устало закрыл глаза.

В конце августа Фаренкрога, как одного из основателей комитета «Свободная Германия», направили в Северную Францию, где он должен был помочь переправить танковые колонны англичан через Сомму для броска на линию Зигфрида. Фаренкрог тщетно искал за Репном связи с группами Сопротивления или хотя бы с отдельными товарищами. Попав на Восточный фронт, он сразу же перешёл на сторону Советской Армии. Правда, сначала он попал в руки органов государственной безопасности, которые держали его до тех пор, пока не убедились в том, что он действительно является деятелем комитета «Свободная Германия». Опыт, приобретённый Фаренкрогом во Франции, позволил ему действовать в первых рядах сражающихся. Тогда-то он и попал в группу Тарасенко. Фаренкрог, имеющий большой опыт и знания, был назначен старшим немецкой группы. Он понимал всю ответственность полученного задания и часто спрашивал сам себя, способен ли он выполнить такую задачу.

Его группе была поставлена задача освободить Хельгерта и Шнелингера, а потом похитить фон Зальца.

Григорьев должен был провести их черев передний кран русских и немцев и довести до полевого госпиталя, в котором работал капитан Цибарт. Дальше Фаренкрог должен был действовать по своему усмотрению.

Когда Фаренкрог полз по узкой полоске ничейной земли, его охватил страх, чего ранее он почти никогда не испытывал. Во Франции он имел дело с американцами, англичанами и гитлеровцами, так сказать, третьей категории. Гитлеровцы, с которыми ему пришлось столкнуться на берегах Нарева и Вислы, отнюдь не были новичками. Но неужели они не понимали всей безвыходности собственного положения?

Фаренкрог полз после Григорьева. Вот и передовая осталась позади. Оказавшись по ту сторону линии фронта, они сразу же почувствовали себя военнослужащими вермахта, за каковых им и следовало выдавать себя: документы, обмундирование и оружие были немецкими.

Утром первого декабря Фаренкрог появился в полевом госпитале. Он заявил, что болен, и назвал при этом подробные симптомы болезни.

— Острый гастрит, — сделал заключение доктор Цибарт. — Наилучших результатов можно достичь только при стационарном лечении. Строгое соблюдение диеты. Не знаю, сможете ли вы в настоящих условиях… Ваш солдат может устроиться у нас… — Цибарт объяснил переодетому Григорьеву, как ему найти убежище для санитаров, а сам сделал соответствующую отметку в документах Фаренкрога.

Григорьев пошёл устраиваться к санитарам, которые, несмотря на добродушные насмешки над его произношением, приняли его довольно хорошо. Однако из их помещения нечего было и мечтать выйти на связь с центром. Чемоданчик с рацией пришлось перенести в госпиталь к Фаренкрогу.

Доктору Цибарту приходилось нелегко. Ему так хотелось излить перед кем-нибудь душу, однако пойти на такой разговор он мог только с себе равными. В настоящее время таких в госпитале было трое. Все трое лейтенанты, но он никак не мог решиться сделать первый шаг к сближению. Именно поэтому последние дни его всё чаще и чаще тянуло поболтать с Фаренкрогом, который спокойно лежал в одноместной палате.

Григорьев, отличавшийся тем, что он всегда успевал заметить самое главное, и на этот раз вовремя увидел, как во двор въехал тёмно-серый «хорьх» с эсэсовским номером, за рулём которого сидел штурмбапфюрер, а рядом с ним — ещё какой-то офицер-эсэсовец. Машина подъехала к штабу и остановилась. Эсэсовцы вылезли из машины и вошли в здание штаба.