Заключённый с боевиками ИГИЛ - [58]

По обычаю, установившемуся среди заключённых, которые освобождались, я передал свою одежду тем, кто оставались в тюрьме. Мужчины охотно разобрали моё немногочисленное имущество. Я тщательно следил за хаотичным процессом раздела, чтобы убедиться, что Хасан и Моним получат мои лекарства. Однако пришли надзиратели, и мне пришлось идти. Держа в руках лишь небольшой полупустой чемодан, я последовал за ними.

В приёмном отделении меня ожидали два офицера НСРБ.

— Вы получили помилование президента Судана, — объявили они. — Отныне вы — свободный человек.

Я взглянул на оружие под их рубашками. Несмотря на то, что я выходил из тюрьмы, я прекрасно осознавал, что всё ещё нахожусь в Судане под абсолютным контролем тоталитарного режима, который может сделать всё, что угодно. Мои эмоции едва превышали притуплённое чувство тревоги, и я находился в состоянии повышенной готовности. Президент Башир удерживал власть в своих руках в течение почти трёх десятилетий, и я отдавал себе отчёт в том, что эта новоиспечённая «свобода» ещё не означает, что я действительно свободен.

Мне вернули мои ценные вещи, включая МРЗ-плеер и мобильный телефон. Моя SIM-карта всё ещё была тщательно спрятана в потайном кармане пояса, надетого на нижнее бельё.

— Пройдёмте с нами.

32

Я с тревогой наблюдал, как офицеры кладут мой небольшой чемодан в кузов белой машины. Затем меня отвезли в парикмахерскую, где настояли на том, чтобы сбрить мне бороду. Парикмахер заставил меня откинуться на спинку стула и нанёс на лицо успокаивающую лечебную маску. Всё это было абсурдной попыткой произвести впечатление — показать, что в тюрьме суданские власти хорошо обо мне заботились. Он повторил процедуру три раза. Моё тело уже начало болеть от длительного сидения в неудобном положении. Удовлетворившись серией процедур для лица, он поспешил достать маленький мобильный массажёр, с помощью которого можно было снять напряжение на моих шее и плечах.

— Вам нужно расслабиться, — сказали офицеры, когда мы, наконец, вышли от парикмахера. Это было, конечно же, легче сказать, чем сделать. Я всё ещё находился в присутствии тех же офицеров НСРБ, которые допрашивали меня и бросили в тюрьму, и само их присутствие вернуло меня к самым худшим воспоминаниям за последние пятнадцать месяцев. Что ещё более важно, у них под рубашками я видел оружие.

— Теперь мы отведём вас в сауну.

Я не был заинтересован в посещении сауны (это дало бы офицерам возможность обыскать мои сумки и отобрать мой мобильный телефон), однако вновь обретённая мной «свобода» требовала, чтобы я не шёл на конфронтацию. Я не хотел создавать новых проблем, поэтому безропотно поплёлся за ними. Мы прибыли в частную сауну, и я вошёл в раздевалку.

Раздевшись, я аккуратно сложил свою одежду на сумке и вытащил мобильный телефон. Через несколько минут они начнут проводить обыск. Я не мог взять мобильный телефон с собой в сауну, но также не мог позволить им отобрать мою SIM-карту, ведь крошечный чип содержал всю информацию о моих телефонных звонках и сообщениях из тюрьмы. Поэтому я быстро вытащил его из секретного кармана на нижнем белье и сунул в рот, надёжно спрятав за щекой.

В горячей сауне я провёл десять беспокойных минут, прежде чем настоять на том, что уже пора идти.

Офицеры отвезли меня в местный ресторан быстрого питания, где заказали большую порцию жареных куриных ножек, картофеля фри, салата и «Спрайт» и наблюдали, как я пытался поесть. Мой желудок был очень раздражён и, после года скудного питания, намного уменьшился в размере. Кроме того, я чувствовал себя крайне неловко, находясь под постоянными пристальными взглядами наблюдателей.

Мы вышли из ресторана и поехали в шикарный магазин одежды.

— Вы хотите купить одеколон? Костюм? Вам нужны рубашка и галстук.

Один из мужчин помахал у меня перед глазами огромной пачкой денег. «Ни в коем случае, — подумал я. — Я в Африке. Я не собираюсь отправляться в дорогу в костюме». Я понимал, что сопровождающим меня было приказано сделать так, чтобы я выглядел как можно лучше. Ведь если меня освободят одетым в хороший костюм и выглядевшим как бизнесмен, который выходит из роскошного отеля, как сможет мир жаловаться на то, что со мной плохо обращались? Изо всех сил я, пытаясь не злить охранников, хотел избежать сотрудничества с ними и всего этого цирка.

— У меня есть хорошая одежда, — сказал я.

— Нет, нет, ваша одежда недостаточно хороша. — Они, казалось, были лучше осведомлены, чем я.

— У меня есть джинсы, — сказал я и показал им чистую одежду из чемодана.

Невзирая на то, что офицерам были даны строгие инструкции сделать меня презентабельным, они, хотя и неохотно, согласились приобрести мне только ремень, чтобы заменить изодранную пластиковую нить, поддерживающую мои брюки.

Далее мы отправились в продуктовый магазин. Мне приказали купить достаточно еды на три-четыре завтрака, поэтому я взял растворимый кофе, чай, хлеб, яйца, фрукты и шоколадные батончики.

Меня снова погрузили в машину, и вскоре мы добрались до дома, который казался многоквартирным. Огромная бетонная стена, обтянутая колючей проволокой, окружала сооружение, а когда мы выходили из машины, из-за забора угрожающе лаяли немецкие овчарки. Офицеры НСРБ провели меня внутрь и сказали, что здесь я пробуду четыре ночи до понедельника. Они забрали мою лучшую футболку (именно ту, которую я берёг для поездки домой) в химчистку и пообещали вернуть её в ближайшее время.