Заключённый с боевиками ИГИЛ - [27]

Я снова посмотрел в сторону аэропорта. Мы продолжали ехать прямо, даже не замедляя движения. Я наблюдал, как аэропорт исчезает с поля моего зрения, оставаясь где-то позади, и вдруг почувствовал себя совершенно удручённым. Удар в живот был бы гораздо менее болезненным, чем это сокрушительное разочарование. Моя надежда на скорое воссоединение с семьёй испарялась с каждой секундой, пока не исчезла полностью.

Несколько минут спустя мы прибыли в здание с надписью «Нияба-Мендола», местный полицейский участок Хартума. Здание находилось в ужасающем состоянии — настолько ужасном, что по сравнению с ним тюрьма Национальной службы разведки и безопасности выглядела как дворец. Меня привели в шумный офис с постоянным потоком полицейских и сотрудников НСРБ. В тесном кабинете я увидел сумку для ноутбука, лежащую на столе. Во мне снова вспыхнула искра надежды. «Возможно, меня привезли в это здание, чтобы вернуть вещи!» Один из сотрудников подошёл к столу и открыл мою сумку для ноутбука.

— Это ваш компьютер? — спросил он, выкладывая его на стол.

— Да! — нетерпеливо воскликнул я.

Человек черкнул что-то на листе бумаги, а затем взял мою камеру и другие электронные устройства. Один за другим он задавал мне один и тот же вопрос о каждой единице оборудования, а затем проверял их в списке. «Это, должно быть, является частью процесса возврата принадлежащего мне имущества».

Однако следующий его шаг снова сокрушил мой дух. Вместо того чтобы положить оборудование обратно в сумку, он передал его полицейским, присутствовавшим в кабинете.

— Теперь у вас будет возможность сравнить, какая тюрьма самая лучшая, — сказал он, ухмыляясь.

В этот момент я понял, что меня не собираются везти в аэропорт. Я был помещён в изолятор, а через несколько минут пришёл человек и объявил:

— Теперь вас переводят к нам, и мы тщательно подготовим ваше дело, прежде чем оно будет передано в суд.

После этого последовала встреча с генералом службы безопасности. Я узнал его клетчатый пиджак и вспомнил, как он допрашивал меня в аэропорту Хартума. Когда он увидел меня в чистой одежде, то рассмеялся, и, увидев моё растерянное выражение лица, стал смеяться ещё громче. Я беспомощно наблюдал, как он наслаждается моментом, не в силах ничего сделать, кроме как ждать. Следовало признать, что попытка заставить меня думать, что меня освободят, оказалась весьма успешной.

16

Я неохотно снял чистую одежду, не уверенный, когда увижу её снова, и переоделся в грязную тюремную робу, которую упаковал в чемодан. Я вытащил одеяло, несколько дополнительных предметов одежды, шампунь, туалетную бумагу и кошелёк, в котором, как я с удивлением обнаружил, всё ещё хранились мои суданские фунты. Полицейские разрешили мне взять и лекарства — железосодержащие добавки и некоторые антибиотики — и сдать их на хранение в приёмной полиции.

Я последовал за сопровождающими в примитивную камеру. Помещение было размером четыре с половиной метра в ширину и пять с половиной в длину. На полу, покрытом грязным красным ковром, сидели пятнадцать мужчин. Трое курили, и в затхлом помещении клубился дым. Для прохода совсем не было места, поэтому я положил одеяло на пол и сел, скрестив ноги. Однако я знал, что в этом положении в крови мог легко образоваться тромб, и, если это произойдёт, я скорее всего умру.

Заключённые прибывали всю ночь, пока нас не стало больше двадцати человек, толпившихся на площади менее тридцати квадратных метров. Вентилятор нагнетал горячий воздух из-за единственного в камере окна. Дверь в помещение была заперта. Я чувствовал прижатые ко мне спины сокамерников. Мне было страшно находиться в таком ограниченном закрытом пространстве, и я ощущал себя грязным.

На следующее утро меня вытащили из камеры и провели через полицейский участок в кабинет «главного прокурора». Он улыбнулся, а когда я сел на кожаный диван в его оснащённом мощным кондиционером кабинете, приказал помощнику принеси мне сэндвич с курицей и колу. Он также позволил мне воспользоваться его кусачками для ногтей (мои ногти крайне нуждались в обрезке), и когда он предложил мне оставить их себе, я запротестовал и настаивал на том, чтобы вернуть их.

— На самом деле, — сказал он, — бери, потому что в следующий раз, когда они тебе понадобятся, ты будешь уже не здесь.

Вскоре я узнал, что этот полицейский участок принимал дела только из тюрьмы НСРБ и содействовал службе безопасности Судана, однако формально не находился под её юрисдикцией.

— Я уверен, что здесь ты ненадолго, — сказал прокурор. — Вскоре дело будет решено дипломатическим путём, и тебя освободят.

«Может быть, эта тюрьма окажется и не такой уж ужасной», — с надеждой подумал я, веря словам прокурора.

Я объяснил, что страдаю от анемии и мне необходимо повторно пройти медицинское обследование. На следующее утро он договорился, чтобы меня отвезли в больницу.

Учреждение находилось в ведении Министерства внутренних дел. Похоже, в нём было больше оборудования, чем в больнице НСРБ, и, казалось, даже было немного чище. Ступив на весы, я был потрясён, обнаружив, что с декабря похудел на двадцать два килограмма.