Заклятые подруги - [95]

Вопрос: Действовали ли вы, убивая Алевтину Коляду, в состоянии аффекта или все было спланировано заранее?

Ответ: Заранее спланировано.

Вопрос: Какую цель вы преследовали, решившись убить Алевтину Коляду?

Ответ: Они все меня за простушку считали. Вот я им и доказала. Моей целью было освободиться от Алевтины, от ее влияния на мою судьбу.

Вопрос: В чем заключалась ваша зависимость от убитой?

Ответ: Она лишила меня способности самостоятельно ориентироваться в людях, в обстоятельствах, в проблемах моей личной жизни.

Вопрос: Как развивались ваши взаимоотношения с убитой?

Ответ: Сначала мне казалось, что Алевтина Коляда мне сочувствует. Я полностью доверяла ей. Она знала обо мне абсолютно все. Потом я поняла, что она использует это знание против меня. Она так поступала всегда. На первых порах влезала в доверие, а потом люди становились ее рабами.

Вопрос: Вы пытались пустить следствие по ложному следу. Надеялись на безнаказанность?

Ответ: Я боялась Юру, любовника Коляды. Он не стал бы долго разбираться.

Вопрос: Вы хотели убить Верещагину чужими руками?

Ответ: Я хотела избавиться от них двоих. Они обе испортили мою жизнь.

Вопрос: Почему вы начали именно с убийства Коляды?

Ответ: Это было легче сделать, потому что Алевтина не боялась меня, а Верещагина не пустила бы меня в квартиру, она бы сразу же заподозрила неладное. Но главное, если бы я убила сначала Верещагину, мне бы уже точно пришлось самой убивать Коляду. Я думала, что Юра расправится с Ларисой, если узнает, что это она виновата в смерти Алевтины.

Вопрос: Что послужило непосредственным толчком к совершению вами преступления?

Ответ: Рано или поздно нужно было на это решиться. Я не могла больше терпеть.

Вопрос: Расскажите, как вы совершили убийство.

Ответ: У меня были ключи от квартиры Коляды. Было уже за полночь, когда я открыла дверь и тут же наткнулась на Алевтину. Она стояла в прихожей, как будто ждала моего прихода. Я ей сказала, что мне нужна ее помощь. Коляда страшно обрадовалась. Она считала, что я приползла на коленях, что я сдалась. Коляда стала издеваться надо мной, обзывала меня неблагодарной сопливой девчонкой, которая оторвала ношу не по себе. Я нездорова. Мне нужно отдохнуть. Я хочу пригласить адвоката.

Когда подследственную увели, Кудряшов мрачно предрек:

— Вот посмотришь, явится адвокат, и она вообще ото всего откажется. И от Алевтины, и от Агольцова. Не дура. Не признает своих «тренировок» с электрошоком — и все тут. А у нас только по одному эпизоду свидетель есть. И то слабенький. Опознание проведем, а он до суда все забудет. И что мы ей предъявим? Нитку от ее кофты, которая за подоконник в квартире Коляды зацепилась? Ну она и скажет: да, вообще-то я не раз посещала Алевтину Григорьевну Коляду. И к окошку подходила. Возможно, и цеплялась тогда за что-то. А так — ни Боже мой — никого не убивала. А электрошок — так это для самообороны. Боюсь, дескать, вечером по городу ходить, сами знаете, какая криминальная обстановка в стране.

Воротов угрюмо молчал.

— Хотя ясно же: она заранее с электрошоком-то репетировала, — продолжал сокрушаться Слава. — Решилась уже, но боялась: в случае неудачи ни Алевтина, ни Юра Агольцов ей бы не простили таких штучек-дрючек. Наверняка надо было действовать. Вот она и проверяла — получится ли? Ну и стерва! А сейчас просто красуется перед нами. Поэтому и в убийстве Коляды созналась. Хочется ей выглядеть великой мстительницей. А потом, как до сидения-то в тюрьме дело дойдет, — в отказ пойдет, как пить дать пойдет. Но мне все равно баб жалко, — сказал Кудряшов с чувством. — Боже мой, как же мне иногда становится жалко баб! Как бродячих собак, честное слово. Такие они, бедолаги, жалостные, не нужные никому, голодные. Валяются на холодной мостовой, греются кое-как. Глазенки таращат тоскливые свои. Все их шпыняют, гонят отовсюду. Ничего-то от них самих не зависит. Кого подберут, той, считай, подфартило. А остальные так бесхозными и сгинут. Каждую хочется накормить, помыть и приголубить.

— Если, конечно, они еще не одичали и в стаи не сбились, — мрачно заметил Игорь. — Тогда ты им на фиг не нужен с твоими сантиментами, они сами кого хочешь загрызут.

— Ты известный женоненавистник, да, — оскорбился Слава. — Но вот беда, как сказала бы моя бабушка, бодливой корове Бог рогов не дает.

Воротов никак на критику не отреагировал.

— Может быть, и вправду Алевтина предчувствовала что-то, — сказал ни с того ни с сего, — потому и Долгова позвала в тот день в восемь утра. Позвонила накануне — за два дня, заметь: «Я уезжаю послезавтра в десять, приезжай, проводишь». Долгов говорил нам, но мы ему не поверили. Тому, кто правду говорит, — не верим, тому, кто врет, — верим. Почему так? Вот ты скажи, почему мы решили, что Долгов врет? Какие у нас были для этого основания?

— А еще говорят, — рассуждал о своем Кудряшов, — что в наше время все решают деньги.

— Компьютер и дискеты с информацией, — говорил Воротов, — Коляда отдала Юре. Наверное, в тот же день, когда позвала Долгова «проводить». Или их все-таки забрала убийца? Скорее Юре отдала. Значит, все же чувствовала. Почему ничего не сделала? Не могла? Была так уверена в себе? Алевтина отдала архив Ларисе, компьютерные записи — Юре и позвала Долгова. Действительно боялась, что ее тело долго не найдут? Но способа убийства предположить не могла? Убивать, Слава, люди способны из-за любви. Умирать же за любовь и сегодня почему-то никто не желает. Ты, Слава, просто вознесся на недосягаемую для простого народа высоту. Тебе бы «на земле» поработать, в районном где-нибудь отделении милиции. Там каждый день поножовщина с летальным. И все на почве семейных разборок, из-за того, что жили-были, а потом разлюбили. Или полюбили не того. Или не смогли вовремя расстаться.