Заклятые подруги - [41]

Лариса — нежная блондинка с зелеными, удивленно распахнутыми глазами, одетая в стального цвета шелковый комбинезон. Катя — яркая брюнетка с внимательным, тяжелым взглядом, в пряно-сиреневом пиджаке, из-под которого слегка намекала на свое наличие мини-юбка.

Когда Померанцева уставала насиловать тренажеры и жаловалась Ларисе, что моченьки уж нет надрываться, Лариса всегда отвечала: «Тебе надо, Кать, у тебя ноги красивые». Ноги ногами, но только железные монстры в шейпинговом зале знали, чего стоило Кате держать свои конечности в приличной форме. Потому Катя при всякой возможности их оголяла: не пропадать же усилиям.

Спутники восхищенно, с гордостью смотрели на своих дам. Они были почти ровесниками им, но сугубо женское умение Кати и Ларисы оставаться юными расставляло акценты, несообразные законам природы. Мужчины казались старше, вид имели солидный, груз трудов и забот давил на плечи. Собственно, так и было. Спутники Ларисы и Кати занимались бизнесом. А это, согласитесь, не звезды наблюдать и даже не на сцене представляться. Бизнес требует надрыва и постоянного топтания на горле собственной песни.

Но сегодня они, эти мужчины в объемистых пиджаках, были легкомысленно счастливы: их труды вознаграждены, потери компенсированы. Сегодня они в обществе лучших из знаменитейших женщин страны, и все-все вокруг, от официантов до того, в белом галстуке, усатого за дальним столиком, видят это. И завидуют.

Мягкий свет свеч играл на лицах, сервировка предстоящей трапезы была безупречна. За соседним столиком обильно угощалась суровая охрана. Парни при этом умудрялись беспрерывно осматривать зал, и Лариса могла поклясться, что глаза их вращаются на все 360 градусов.

— Итак, — сказал, потирая руки, спутник Кати, — начнем.

— Итак, поехали, — подтвердил спутник Ларисы.

Дамы улыбались лучезарно. «Боже мой, — думала Лариса, — сейчас будут интеллектуалов корчить. Умные разговоры изображать». «Только бы не об искусстве, — думала Катя, — только не это. А то ведь придется поддакивать».

Ларисин поклонник Константин Стрелецкий был бизнесменом крупным и крутым. Но темным, масштабы его деятельности не позволяли ему заниматься экономическим криминалом. Познакомившись с Ларисой, он лихо взял ее в оборот, обложил со всех сторон красными флажками внимания, заботы и денег. Лариса никак не могла понять, зачем она ему понадобилась, — приходилось верить в его натуральное, глубокое чувство. Костя ей нравился, и она терпела его опеку без труда. Пока терпела.

Владимир Ткаченко, глядящий влюбленно-робко на знаменитую и такую родную, такую близкую сейчас Померанцеву, не верил своим глазам. Хотелось ущипнуть себя, но лучше, конечно, Померанцеву. Неужто это он, Вовка Ткаченко, симферопольский босяк, выбился в люди? Да еще в какие!

Ткаченко был богат уже лет пять. Причем в данном случае слово «богат» слабо отражало истинное положение вещей. Ткаченко имел даже больше денег, чем жаждала его алчущая материальных ценностей душа. Теперь он наконец понял, что деньги — фигня. Их может быть сколько угодно, но они только тогда начинают быть настоящими, когда тебя признают, принимают за своего — с уважением, с почетом, с любовью — недоступные знаменитости. Деньги — ничто. Престиж — все.

Померанцева бросила на него зовущий взгляд. Ткаченко поймал его, тихонько пожал Кате руку, лежащую как бы безвольно на подлокотнике кресла. «Всюду жизнь», — перехватив жест Ткаченко, усмехнулась про себя Лариса.

«Сегодня его к себе пригласить? — заметалась мыслью Катерина. — Или не стоит? Черт знает, как у них, у буржуев, принято? То есть он, конечно, счастлив будет. Но сохраню ли я при этом реноме?»

— За нас! — поднял бокал тонкого стекла Стрелецкий. — За нас! За то, чтобы мы чаще встречались.

«Как хочется напиться, — думала, слегка прикасаясь губами к краю бокала, Лариса. — Нельзя. Лицо поплывет. Домой приеду — напьюсь».

«Лариска обещала, что они сами заговорят о деле, — цедила Катерина мелкими глоточками шампанское. — Но, дьявол их побери, когда они наконец заговорят?»

Негромко импровизировал джаз-банд на крошечной сцене. Неспешно велись разговоры вокруг. Красивые женщины, дорого одетые и хорошо пахнущие, лукаво кокетничали, мужчины были по-светски любезны, довольны жизнью и собой. Вышколенные, трезвые, безукоризненно чистые официанты, словно тени, возникали и растворялись в полумраке.

Никто не ковырял ногтем в зубах, никто громко не икал, никто не утирал ладошкой пот — оттого чувствовалась некая неестественность, напряженность всех этих сидящих вокруг людей. Многолетние привычки, отставленные в сторону, всегда мстят за себя — не позволяют спокойно и легко наслаждаться жизнью. Как ни давно и прочно были богаты эти мужчины и обеспечены эти женщины, невозможно было утаить, что каждый из них знавал другие времена, каждому было с чем сравнивать день сегодняшний. Был ли он лучше, счастливее, чем прежние, — оставалось вопросом. Но сегодняшний день был благополучнее, и это давало ощущение удачи.

Они, эти люди, играли в роскошь, как малые дети, насыпая в песочнице куличики, играют в дочки-матери. Померанцева кожей чувствовала: играют. Кто лучше, кто хуже — зависит от степени таланта. Нынче окружающий их мир — такая же условность, как бутафорский садик на сцене: все очень похоже на настоящее, можно сказать, один к одному, но не вдохнешь полной грудью лиственного воздуха, не пустит живой сок лист, потри ты его в руках. И даже эти роскошные закуски, поглощаемые пирующими, не еда, которой можно насытиться, а необходимые для поддержания игры аксессуары. Померанцева была в родной обстановке: уж чего-чего, а здесь она всех их переиграет, нашли с кем состязаться.