Заклятие даоса - [55]
Тянь Кайцзян, пораженный смертью названого брата, тоже выхватил меч.
— Я съел персик, хотя подвиг мой незначительный, а мой брат, который действительно заслужил награду, ничего не получил. Такого позора я не переживу! — И он тоже вонзил в горло меч.
— Мы были близки, как кости с мясом, и поклялись друг другу разделить вместе жизнь и смерть. Оба брата погибли, я тоже не могу оставаться в живых! — вскричал воинственный Гу и также покончил с собой.
Правитель Ци приказал похоронить тела трех великанов за восточными воротами дворца.
— Если бы не персики, мы никогда не смогли бы избавиться от этих грубиянов и гордецов! — усмехнулся Янь. — Сейчас всем тревогам пришел конец. Ну, каков мой план?
Чуский государь, поднявшись со своего места, склонился перед канцлером в глубоком поклоне и со вздохом восхищения промолвил:
— Мы преклоняемся перед тобою, вельможа! Твой замысел был исполнен тонкой проницательности и хитроумия. Клянусь, что с сегодняшнего дня мы никогда не нарушим ваших границ и будем считать вашу страну старшей в нашем союзе.
С этого времени оба государства жили в мире, и между ними уже не случалось никаких столкновений, а старшим в союзе считалось царство Ци. Что до Янь Ина, то его имя передавалось из поколения в поколение и даже Возвещающий Мудрость Конфуций высоко чтил его ум. Впоследствии полководец Чжугэ Кунмин[152] в стихотворении «Скорблю на горе Лянфу» воспел рассказанные нами события в таких строках:
Об этой же истории говорится в другом стихотворении, сложенном на мотив «Вся река красна»:
ЗОЛОТОЙ УГОРЬ
Полное название «Повесть о том, как у конвойного Цзи стряслась беда из-за золотого угря». — Фэн Мэнлун. Цзинши тунъянь (Слово доступное, мир предостерегающее). Повесть № 20.
Говорят, что во времена Великой династии Сун[154] жил некий Цзи Ань, служивший конвойным в Северной управе, то бишь в Тайном приказе. Дома у него лишь он да жена, больше ни единой души. Стояли жаркие летние дни. Как-то, сменившись с дежурства, конвойный сидел дома, изнывая от скуки и жары. И вдруг мелькнула мысль: почему бы не сходить порыбачить? Собрал рыболовные снасти и отправился к Пруду Золотого Сияния. Сидел он долго, почти целый день, но все без толку. Чертыхнувшись, он решил было складывать удочки, как вдруг заметил, что поплавок дернулся. Цзи Ань сделал подсечку и вытащил рыбину.
Поминая Небо добрым словом, он швырнул добычу в корзину, толком даже не разобравшись, что поймал. Собрал снасти и отправился в обратный путь. Идет и слышит, будто кто его кличет:
— Цзи Ань!
Обернулся — никого. Пошел дальше.
— Цзи Ань! — вдруг снова раздался голос. — Я — владыка Пруда Золотого Сияния. Отпусти меня на волю, и я сделаю тебя богатым! Если погубишь меня, я изведу тебя со всею твоей семьей!
Цзи Ань прислушался — голос как будто доносился из корзины.
— Ну и чудеса! — удивился конвойный и продолжал свой путь. Придя домой, он положил на место снасти, а корзину поставил на пол. Вдруг слышит — зовет жена:
— Муженек! Иди живей в гостевую комнату. Господин тайвэй[155] уже дважды присылал за тобой. Что-то случилось на службе!
— Что там еще стряслось? Зачем меня вызывают?.. У меня же отгул! — только успел проговорить конвойный, как заметил посыльного.
— Конвойный! — крикнул гонец. — Тебя ждет господин тайвэй.
Цзи Ань быстро переоделся и поспешил на службу. Выполнив поручение начальства, он вернулся домой, переоделся и велел жене накрывать на стол. Глядит, а у жены все уже готово — на столе блюдо, а на нем рыбина, которую он изловил.
— Беда! Беда! — в ужасе закричал конвойный. — Конец мой пришел!
— Что ты вопишь? — перепугалась жена. — Ведь ничего не случилось!
— Ты погубила золотого угря — владыку Пруда Золотого Сияния, и теперь мне больше не жить! Он сказал, что, если я его отпущу, он принесет мне богатство, а если погублю, изведет всю семью.
— Глупости и враки! — выругала его жена и даже сплюнула с досады. — Где это видано, чтобы угорь говорил человечьим голосом?.. Я его разделала на ужин, потому что в доме больше ничего не было. Если ты отказываешься, я его сама съем. Тоже еще выдумал!
