Заклинатель - [3]

Что до прочих улиц города — речь идет, разумеется, только о той его части, что лежит по южную сторону от реки, — то все мостовые без исключения были разбиты и изрыты топкими канавами, полными гниющих ядовитых помоев; и каждый божий день это болото месили лошадиные копыта, колеса повозок и многочисленные стада коров, свиней и овец, которых гнали из деревень на рыночную площадь. И каждый вечер гнилая топь замерзала и покрывалась ледяной коркой, поскольку в последнее время стояли лютые морозы. Давненько не бывало такой зимы.

Доходный дом Бертона Флюса стоял в самом конце переулка. Это была грязная, убогая халупа, которую хозяин поделил перегородками на совсем крошечные комнатушки — ведь чем больше постояльцев, тем больше доход. И когда бы Пин ни возвращался в свою конуру, будь то днем или ночью, ему всякий раз было не по себе. Все его соседи без исключения были народ, мягко говоря, странноватый, и у каждого имелись отвратительные причуды или черты характера, а чаще то и другое вместе. Что касается самого Бертона Флюса, то ему Пин не доверял ни на грош, чувствуя, что этот человек может вышвырнуть его на улицу в любую минуту. Вся округа знала, что внизу, в подвале, Флюс дерет людям зубы — дело, кстати сказать, тоже очень доходное. Днем и ночью из подвала доносились душераздирающие вопли; все их слышали, но никому не хватало смелости спуститься и посмотреть. Вообще говоря, Бертон не раз уже намекал Пину, что согласен забрать у него зуб-другой вместо недельной платы за жилье, но мальчишка отказывался. Все это и еще много чего в придачу вертелось у Пина в голове, пока он спешно шагал вдоль реки. Перед самым мостом он остановился — там, где к реке спускался ряд мерзлых ступеней.

«Да уж, богачи и впрямь совсем другой народ», — печально подумал мальчик, глядя на противоположный берег. Река Фодус всегда, в любую погоду, распространяла по всей округе отвратительный запах ядовитых испарений, но ветер обычно сносил всю вонь на юг, так что на северной стороне она чувствовалась куда меньше. Поэтому даже воздух, которым дышали богачи, был лучше. С того места, где стоял Пин, можно было разглядеть смутные силуэты их роскошных домов — в остальном помогало воображение. Пину не нужен был дневной свет, чтобы увидеть нарядные фасады со сверкающими стеклами, парадные входы с лакированными резными дверьми, с арматурой из полированной меди, красную черепицу на крышах, грозных химер на карнизах.

Пин знал, что за народ живет в этих домах — люди, которые тратят деньги на легкомысленные удовольствия, на праздные развлечения, с помощью которых они стремятся развеять свою неизбывную скуку. И эти деньги не были добыты трудом. Боже упаси, чтобы эти надушенные мужчины на другом берегу реки, в своих кружевных манжетах и шелковых панталонах, честно отработали хотя бы день в своей жизни. Что уж говорить о дамах, вдыхающих своими изящными носиками чистый воздух и щеголяющих в таких широких юбках, в каких и в дверь-то протиснуться нелегко: эти и вовсе живут в свое удовольствие, попивают чаи, поют да рисуют. Разумеется, богатство чаще всего доставалось им по наследству, но это еще не значит, что честным путем. Богачи наследовали от своих предков не только имущество: ложь и двуличие, накопленные многими поколениями, были у северян в крови. Возможно, они не совершали тех жутких преступлений, какие еженощно творились на другом берегу реки, — богачи любят быть чистенькими, — но они все равно крали имущество ближнего и убивали, только более изощренными способами, чем южане, да еще и с вежливой улыбкой на устах.

«Наверное, неплохо было бы жить на том берегу, — размышлял Пин. — Только вот интересно, что лучше: жить в красивом доме и смотреть в окно на уродство или наоборот — жить в некрасивом доме, а в окно видеть красивый?»

Что и говорить, думал Пин, спускаясь к реке и осторожно погружая ноги в вязкую черную жижу, жить на этом берегу нелегко, здесь много грязи и шума, но, несмотря на все недостатки, южане все-таки по-своему честнее северян. На южанина смотришь — и сразу понимаешь, кто он есть. Он не таит правду под изысканной одеждой или изысканными словами.

Вот-вот должен был начаться прилив. Пин поспешно подобрался к самому краю воды. В прибрежном иле частенько попадались всякие безделки, оброненные моряками, но сегодня Пину было не до поисков: он торопился. Он извлек из кармана небольшую склянку с двумя ручками и откупорил ее. Крепко сжав одну ручку большим и указательным пальцами, мальчик слегка погрузил ее в воду, так что горлышко едва скрылось под поверхностью, и провел ею навстречу течению, пока стеклянный пузырек не наполнился темной влагой. Затем он тщательно закупорил его плотной пробкой и взбежал вверх по ступеням набережной.

Река Фодус была широко известна своей невыносимой вонью, но так уж устроены люди: они привыкают почти ко всему, с чем сталкиваются каждый день. Не часто выпадали такие дни, когда вонь бывала настолько отвратительна, чтобы жители Урбс-Умиды позволяли себе недовольные высказывания на этот счет. Существовала даже теория, будто за много поколений у коренных урбсумидцев выработался к запаху своеобразный иммунитет. Вероятно, подобным же образом можно было бы объяснить и их чудесную способность есть испорченную пищу без всяких печальных последствий. Ведь человек, который не чувствует запаха, не ощущает и вкуса. Правда, в случае Пина все было иначе. У него был очень острый нюх, который позволял ему отчетливо воспринимать малейшие изменения в самых тонких оттенках речного зловония.