Заказные преступления: убийства, кражи, грабежи - [13]

– Ну все, хватит! – поднялся наконец с кровати наблюдавший за схваткой Бакун. – Славик, давай руки перевяжу, кровью весь пол залил. Успокойтесь!

Михаил глубоко поранил топориком руки противника в нескольких местах. Мовчун обессиленно опустился на стул. Разорвав рубашку, валявшуюся в тряпье сожительницы, Бакунович перевязал кровоточащие раны повергнутого «авторитета» и неожиданно предложил:

– А не махнуть ли нам на рыбалку? Говорят, на Комсомольском озере рыбы хоть пруд пруди. Сварганим ушицу. Посидим за бутылочкой.

Сегодня Евгений Бакунович бьет себя в грудь и утверждает, что умысла на убийство Мовчуна у него и собутыльников в тот момент не было. Тем не менее, его приглашение на рыбалку кажется очень неслучайным. Дело в том, что рыбой Бакунович интересовался разве что в магазине. Никогда не был ни на каких рыбалках и даже не заикался о них. Да и снастей рыболовных у него не было. В тот день он «одолжил» их у сожителя своей матери, к которой заявился вместе с Сорокиным. Ну, а Михаил Мартинович и Мовчун тем временем отправились прямиком на озеро. Договорились встретиться на острове.

– Мовчун и раньше мне угрожал, – позже будет давать показания несовершеннолетний Михаил Мартинович, – требовал, чтобы я с ним занялся воровством. Постоял на шухере. И в тот день, когда мы остались вдвоем, Мовчун пригрозил мне, что, если я не пойду с ним на «дело», он меня зарежет. Я боялся Мовчуна…

Ой ли? Во всяком случае, куда только девался страх у Мартиновича, когда он опрокинул внутрь стаканчик самогонки. Ее принесли Бакунович с Сорокиным. И стоило лишь захмелевшему Мовчуну опять заикнуться о жадности Мартиновича, как тут же эксзек получил удар палкой по голове… Один, другой… Мартинович бил сильно и безжалостно. Брошенную палку поднял Сорокин и продолжил экзекуцию. Били поочередно. Смаковали удары. Им было интересно. Щекотали нервы вначале бессмысленные угрозы, а потом – мольбы жертвы. От палки перешли к ножу. Кромсали, протыкали тело. Потом «развлекались» тем, что несколько раз «топили» Мовчуна. Держали его под водой всего или только голову. Следили, чтобы не захлебнулся. Не из жалости. Чтобы продлить «удовольствие».

Казалось бы, откуда такая жестокость у этих троих? Особенно у несовершеннолетнего Михаила? Хотя… Мальчик «на поверку» оказался не так прост. На него уже заводили уголовное дело. Как-то запустил в родную мать три ножа. Веером. Не понравились ее речи во время очередного застолья. И довелось той отлеживаться в больнице. Едва выжила. Повреждены были сердце, легкие… Врачи все допытывались: «Какой садист так измывался над вами?» Мать молчала, потом всячески защищала сына у следователя…

…Еще живого, трясущегося всем телом Мовчуна вытащили на берег. Бакунович и Сорокин навалились на руки и ноги несчастного. Ножом орудовал Мартинович. Исполосовал половые органы обидчика. Вспорол живот, добрался к сердцу. Принялся вырывать его. С третьей попытки это ему удалось.

…Всех троих вычислили быстро. Бакунович с Мартиновичем уже в следственном изоляторе. Сорокин ударился в бега. Сердце убитого не нашли.

– Мы положили сердце Мовчуна в полиэтиленовый пакет и принесли к нам домой, – цинично улыбаясь, признался Мартинович, – положили на ночь в холодильник. Наутро разрезали пополам. Одну половину разрезали на кусочки, потом все выбросили в мусоропровод.

Почему? Зачем? Ответа на эти вопросы пока нет. Но и без ответа мурашки по спине бегут…

(В. Шихмарев. //Детективная газета. – 1996. – №14/26)

Шантаж

Вместо шести тысяч долларов держатель «компромата» получил от киллера две пули. Фотографией Олег Шаронов от нечего делать начал баловаться еще в школе. Но ни тогда, ни много лет спустя он не задумывался над тем, что из любительского увлечения можно при желании извлекать некоторые материальные блага. Шальная, авантюрная идея посетила его неожиданно, после просмотра по видику фильма про… шантажиста-фотографа. «Во, балбес! Как же раньше не допер! – Олег даже защелкал от нахлынувшего возбуждения пальцами. – Это ж бабки поиметь можно, особо не напрягаясь?!»

Поднапрячься все-таки пришлось. В том смысле, что возникла необходимость сосредоточиться на поисках «объекта» съемки. Как и само озарившее его «ноу-хау», такой «объект» тоже всплыл нежданно-негаданно. Сидел Шаронов как-то в пивбаре с бывшим одноклассником. Как обычно бывает в таких случаях разговор велся «стихийный», «прыгающий» с одного «кадра» на другой. Вадим, приятель, в какой-то связи, а может и без нее, поведал, что его преуспевающий в бизнесе шеф, директор МП Сергей Кравченко, двадцать дней будет «холостяковать» – отправляет жену в санаторий на Нарочь.

– Нормальный он хлопец, а Катька у него… гы-ги… так сказать, – спошлил по пьяному делу Вадим. – Я Сергею чуть не ляпнул: куда ты, мол, ее отпускаешь? Она же как более-менее видного мужика увидит – аж дрожит.

– А когда едет? – вроде как между прочим поинтересовался навострившийся Шаронов.

– Завтра, харьковским…

…Супруги Кравченко обменялись на перроне скромными «буськами», длинноногая, стройная Катька кокетливо сделала мужу ручкой и поднялась в вагон. Короткую сцену прощания Шаронов наблюдал из Противоположного тамбура и не преминул про себя отметить, что Катерина даже, вроде, не пыталась скрыть на лице радость от того, что уезжает. «Вадик прав. Похоже, на Нарочи я без работы не останусь».