Закатные гарики. Обгусевшие лебеди - [7]

Шрифт
Интервал

273


Полистал я его откровения

и подумал, захлопнув обложку,

что в источник его вдохновения

музы бросили дохлую кошку.

274


Души мертвых терпят муки

вновь и вновь, пока планета

благодушно греет руки

на пожарах наших гетто.

275


Я щедро тешил плоть,

но дух был верен чести;

храни его, Господь,

в сухом и теплом месте.

276


Вчера ходил на пир к знакомым;

их дом уютен, как кровать;

но трудно долго почивать,

когда не спится насекомым.

277


Господь, услышав жалобы мои,

подумал, как избыть мою беду,

и стали петь о страсти соловьи

в осеннем неприкаянном саду.

278


Нам, конечно, уйти суждено,

исчерпав этой жизни рутину,

но, закончив земное кино,

мы меняем лишь зал и картину.

279


Чисто чувственно мной замечено,

как незримо для наблюдения

к нам является в сумрак вечера

муза легкого поведения.

280


Подвержен творческой тоске,

Господь не чужд земного зелья,

и наша жизнь на волоске

висит в часы Его похмелья.

281


Я вижу Россию не вчуже,

и нет у меня удивления:

разруха – в умах, а снаружи —

всего лишь ее проявления.

282


Злоба наша, в душах накопляясь,

к небу воспаряет с ними вместе;

небо, этой злобой воспаляясь,

вяжет облака вражды и мести.

283


И жизнь моя не в тупике,

и дух еще отзывчив к чувству,

пока стакан держу в руке,

а вилкой трогаю капусту.

284


Не чувствую ни капли облегчения,

осваивая новую реальность,

где плотские порывы и влечения

теряют остроту и актуальность.

285


Вся наша склонность к оптимизму

от неспособности представить,

какого рода завтра клизму

судьба решила нам поставить.

286


Бог необузданно гневлив

и сам себя сдержать не может,

покуда ярости прилив

чего-нибудь не уничтожит.

287


Держусь я тем везде всегда,

что никогда нигде

я не даю себе труда

усердствовать в труде.

288


Из века в век и год от года

смеясь над воплями старателей,

бренчит российская свобода

ключами сменных надзирателей.

289


Взгляд ее, лениво-благосклонный,

светится умом, хоть явно дура,

возраст очень юный, но преклонный,

и худая тучная фигура.

290


Я догадался очень рано

себя от пакости беречь

и не смотрю, когда с экрана

двуликий анус держит речь.

291


Я чтенью предал жизнь мою,

смакую тон, сюжет и фразу,

а все, что жадно узнаю,

я забывать умею сразу.

292


Я жизнь мою прошел пешком,

и был карман мой пуст,

но метил я в пути стишком

любой дорожный куст.

293


Творец живет сейчас в обиде,

угрюмо видя мир насквозь —

и то, что вовсе не предвидел,

и то, что напрочь не сбылось.

294


Евреи всходят там, где их не сеяли,

цветут и колосятся где не просят,

растут из непосаженного семени

и всюду безобразно плодоносят.

295


Умелец мастерит лихую дрель

и сверлит в мироздании дыру,

а хлюпик дует в тонкую свирель

и зябнет на космическом ветру.

296


Я завидую только тому,

чей азарт не сильнее ума,

и довольно того лишь ему,

что судьба посылает сама.

297


Сам в отшельнический скит

заточился дух-молчальник;

всюду бурно жизнь кипит,

на плите кипит мой чайник.

298


Весьма наш мир материален,

но вожжи духа отпустив,

легко уловишь, как реален

сокрытой мистики мотив.

299


Когда по пьянке все двоится,

опасно дальше наливать,

и может лишняя девица

легко проникнуть на кровать.

300


Созерцатель и свидетель,

я по жизни зря кочую,

я не славлю добродетель

и пороки не бичую.

Посторонен я настолько,

что и чувствую иначе:

видя зло – смеюсь я горько,

а добру внимаю – плача.

301


Я не был накопительства примером

и думаю без жалости теперь,

что стал уже давно миллионером

по счету мной понесенных потерь.

302


Гражданским пышешь ты горением,

а я – любуюсь на фиалки;

облей, облей меня презрением

и подожги от зажигалки.

303


Как пастырь, наставляющий народ,

как пастор, совершающий молебен,

еврей, торгуя воздухом, не врет,

а верит, что товар его целебен.

304


Несложен мой актерский норов:

ловя из зала волны смеха,

я торжествую, как Суворов,

когда он с Альп на жопе съехал.

305


Виновен в этом или космос,

или научный беспредел:

несовращеннолетний возраст

весьма у дев помолодел.

306


Пока себя дотла не износил,

на баб я с удовольствием гляжу;

еще настолько свеж и полон сил,

что внуков я на свет произвожу.

307


Молчу, скрываюсь и таю,

чтоб даже искрой откровения

не вызвать пенную струю

из брюк общественного мнения.

308


Я к вам бы, милая, приник

со страстью неумышленной,

но вы, мне кажется, – родник

воды весьма промышленной.

309


С того слова мои печальны,

а чувства миром недовольны,

что мысли – редки и случайны,

а рифмы – куцы и глагольны.

310


Покуда есть литература,

возможны в ней любые толки,

придет восторженная дура

и книгу пылко снимет с полки.

311


Когда порой густеют в небе тучи,

я думаю: клубитесь надо мной,

бывали облака гораздо круче,

но где они? А я – сижу в пивной.

312


Нисколько от безделья я не маюсь,

а ты натужно мечешься – зачем?

Я – с радостью ничем не занимаюсь,

ты – потно занимаешься ничем.

313


Творец порой бывает так не прав,

что сам же на себя глядит зловеще

и, чтоб утихомирить буйный нрав,

придумывает что-нибудь похлеще.

314


Нет часа угрюмей, чем утренний:

душа озирается шало,

и хаосы – внешний и внутренний —

коростами трутся шершаво.

315


Когда мы спорим, наши головы

весьма легки в тасовке фактов,

поскольку сами факты – голые

и для любых годятся актов.

316


В местах любого бурного смятения,

где ненависти нет конца и края,

растут разнообразные растения,

покоем наши души укоряя.

317


Я чую в организме сговор тайный,

решивший отпустить на небо душу,


Еще от автора Игорь Миронович Губерман
Путеводитель по стране сионских мудрецов

Известный автор «гариков» Игорь Губерман и художник Александр Окунь уже давно работают в творческом тандеме. Теперь из-под их пера вышла совершенно необыкновенная книга – описать Израиль так, как описывают его эти авторы, прежде не удавалось, пожалуй, никому. Чем-то их труд неуловимо напоминает «Всемирную историю в изложении "Сатирикона"», только всемирность здесь сведена к конкретной точке в плане географии и конкретному народу в плане антропологии. История, аврамическне религии, экономика, легенды, байки, анекдоты, война, искусство – все перемешано здесь во взрывной микс.


Искусство стареть

Новая книга бесподобных гариков и самоироничной прозы знаменитого остроумца и мудреца Игоря Губермана!«Сегодня утром я, как всегда, потерял очки, а пока искал их – начисто забыл, зачем они мне срочно понадобились. И я тогда решил о старости подробно написать, поскольку это хоть и мерзкое, но дьявольски интересное состояние...»С иронией и юмором, с неизменной «фирменной» интонацией Губерман дает советы, как жить, когда приходит она – старость. Причем советы эти хороши не только для «ровесников» автора, которым вроде бы посвящена книга, но и для молодежи.


Гарики

В сборник Игоря Губермана вошли "Гарики на каждый день", "Гарики из Атлантиды", "Камерные гарики", "Сибирский дневник", "Московский дневник", "Пожилые записки".


Книга странствий

 "…Я ведь двигался по жизни, перемещаясь не только во времени и пространстве. Странствуя по миру, я довольно много посмотрел - не менее, быть может, чем Дарвин, видавший виды. Так и родилось название. Внезапно очень захотелось написать что-нибудь вязкое, медлительное и раздумчивое, с настырной искренностью рассказать о своих мелких душевных шевелениях, вывернуть личность наизнанку и слегка ее проветрить. Ибо давно пора…".


Камерные гарики. Прогулки вокруг барака

«Гарики» – четверостишия о жизни и о людях, придуманные однажды поэтом, писателем и просто интересным человеком Игорем Губерманом. Они долго ходили по стране, передаваемые из уст в уста, почти как народное творчество, пока не превратились в книги… В эту вошли – циклы «Камерные гарики», «Московский дневник» и «Сибирский дневник».Также здесь вы найдете «Прогулки вокруг барака» – разрозненные записки о жизни в советском заключении.


Штрихи к портрету

В романе, открывающем эту книгу, автор знаменитых «физиологическим оптимизмом» четверостиший предстает наделенным острым социальным зрением. «Штрихи к портрету» главного героя романа оказываются и выразительными штрихами к портрету целой исторической эпохи.


Рекомендуем почитать
Закоулки бытия

Зарисовки жизни в стихах. Разные времена, разные чувства.... Из эпохи созревшего социализма с его наивными взглядами в эпоху другой России с ее жёсткостью и беспощадностью! Содержит нецензурную брань.


Избранное : Стихи для детей и взрослых

В «Избранное» попали стихотворения из ранее опубликованных книг: «Отражение», «Переплетение», «Краски дня», «Счастье в мелочах…» и «В бесконечность…». Это мини-версия двух последних книг, а впереди — новая книга, уже со стихами, которые не вошли ни в одну из этих книг!


Другая жизнь и берег дальний

«Все русские юмористы — ученики или потомки Гоголя, и Аргус в этом смысле исключения не представляет. Нам, его современникам, писания его дают умственный отдых, позволяют забыться, нас они развлекают, и лишь в редких случаях мы отдаем себе отчет, что за этими обманчиво-поверхностными, легкими, быстрыми зарисовками таится острая психологическая проницательность. Однако в будущем для человека, который поставил бы себе целью изучить и понять, как в течение десятилетий жили русские люди на чужой земле, фельетоны Аргуса окажутся свидетельством и документом незаменимым» (Г. В. Адамович).


Избранные произведения в одном томе

Леонид Алексеевич Филатов — замечательный советский и российский актёр, режиссёр, поэт, публицист. Его произведения, искромётные и живые, не перестают смешить и восхищать нас, a сам он навсегда вошёл в историю российского искусства. В данное издание вошли избранные произведения автора.


Крестовый поход

Редкое издание 1930 г. Возможно, что эта книга была издана в связи с объявлением главой Ватикана Пием XI  в 1930 г. "крестового похода" против СССР. Авоторы иллюстраций - Кукрыниксы.


Гражданин Поэт. Наши – всё

Триумфальный поход по эпохе разброда и шатаний завершен. Гражданин Поэт – обаятельный хулиган, мастер перевоплощений, правдивый под каждой маской, сразу после гражданской панихиды переходит в вечность. Авторы – Михаил Ефремов, Дмитрий Быков, Андрей Васильев – собрали общество бессмертных поэтов посмотреть на меняющийся мир, сегодняшнюю Россию и припечатать увиденное. Устами Пастернака и Мандельштама, Высоцкого и Твардовского, Киплинга и Барто Гражданин Поэт рассказывает про Пояс Богородицы, Болотную площадь, пропаганду бадминтона и другие феномены остросюжетной жизни.В книге – полное собрание текстов «Гражданина Поэта» с октября 2011-го по март 2012 года, лучшие импровизации Дмитрия Быкова.