Закат Пятого Солнца - [50]

Приблизительно через полчаса она оторвала взор от своего листа бумаги и с торжеством посмотрела на Фернана. Он понял, что пришло время оценить ее труд, и подошел к столу. Индианка нарисовала целую картину. Довольно устрашающую, следовало признать. Огромная птица, немыслимо когтистая и взъерошенная, расправив широкие крылья, опускалась на землю, где замерла в ужасе человеческая фигурка, закрыв голову руками. Понять страх нарисованного человечка было совсем нетрудно – орел, или кто это был, превосходил размером взрослого мужчину минимум вдвое. Ко всему прочему, в распахнутом клюве торчали огромные кривые клыки, закрашенные темно-красной краской. Таким же багрянцем пылали и когти чудо-птицы. Видимо, до того, как попасть на этот рисунок, она уже успела кого-то загрызть. На голове у нее топорщился хохолок, многообразием красок не уступающий пышным султанам местных вождей. Пушистый хвост с малиновой кисточкой на конце почему-то был задран трубой, ну прямо как у кошки.

Рисунок оказался действительно очень красочным. Чика явно обладала художественным талантом. Ей удалось отлично передать стремительное, резкое движение мощных лап, готовых сомкнуться на теле жертвы, максимальное напряжение мышц орла, нацелившегося на добычу, отчаяние и безысходность миниатюрного человечка. Это был момент высшего триумфа хищника, тот миг, ради которого он и жил. Рядом виднелась обычная тростниковая хижина. Небольшая и довольно простецкая – ей девушка уделила куда меньше внимания, чем живым персонажам своего творения. Она здесь находилась скорее просто как элемент пейзажа. Птица вряд ли поместилась бы в эту хижину.

Чика была своим творением несказанно горда. Стоило лишь посмотреть на ее сияющее личико, чтобы в этом убедиться. Она ослепительно улыбнулась и лукаво посмотрела в глаза Фернану. Он перевел взгляд на исписанные его крупным почерком листы, которые выглядели далеко не так великолепно, как эта чудовищная сцена охоты. Гонсалес сообразил, что Чика так и не поняла, что нарисованные испанцем закорючки – это письменность. Она в них видела только рисунки и справедливо полагала свой шедевр куда более выдающимся, а посему искренне ожидала похвалы.

Фернан вздохнул и послушно сказал по-индейски:

– Красиво!

Это было чуть ли не первое слово, которому его научила Чика. Ей далеко не сразу удалось объяснить ему значение такого отвлеченного понятия, но упорство вознаградилось сторицей. Теперь она готова была по сто раз на день слышать о том, что она красивая, ее лицо красивое, ее глаза красивые, ее губы красивые и, конечно же, ее рисунок тоже красивый.

Чика расплылась в довольной улыбке от услышанного комплимента, усадила Фернана на кровать и сама уселась ему на колени, обвив руками шею.

– Господи, надеюсь, что эта тварь всего лишь результат богатой фантазии моей красавицы, а вовсе не реально существующий хищник, – пробормотал Гонсалес. – Не хватало еще, чтобы подобное чудовище напало на нас с Себастьяном, когда мы все-таки сумеем сбежать от индейцев. Этот орел размерами не уступает хорошему коню.

Чика непонимающе взглянула на испанца. Тот лишь покачал головой и улыбнулся, показывая, что не сказал ничего важного. Рисунок танцовщицы с этого дня лежал на самом видном месте в центре большого стола, где и полагалось находиться бесспорному шедевру.

Фехтованию конкистадоры по-прежнему уделяли много времени, не допуская никаких зрителей. Слушая из соседней комнаты частый перестук деревянных мечей, Чика сгорала от любопытства. Она уже поняла, что ее белолицый любовник – великий воин. Ну и что из того, что его сумели пленить вообще без боя?! Наверняка, это простая случайность! Почему он так скрывает свое мастерство? Однажды она шагнула к кровати, взяла в руки меч, и подошла к Фернану, протягивая ему оружие. Гонсалес выдернул клинок из ножен и вопросительно посмотрел на нее. Чика устроила целую пантомиму, пытаясь объяснить, что она хочет увидеть, как нужно обращаться с мечом.

Фернан взял в левую руку кинжал. Сделал несколько пробных взмахов, разминая руки, после чего разразился целой серией рубящих, режущих и колющих ударов. Он атаковал воображаемого противника, уходил от мнимых выпадов, наседал, отступал. Клинки со свистом разрезали воздух. Оценить смертоносность фехтования мог только опытный воин, но девушка, сама прирожденная танцовщица, видела в этом представлении скорее танец. И могла по достоинству оценить его сложность. Чика, едва не прыгая от нахлынувшего возбуждения, с нескрываемым восторгом что-то закричала, сопровождая свою тираду активной жестикуляцией. Она с детской непосредственностью подбежала к замершему испанцу и несмело прикоснулась пальцем к заточенной кромке меча. Ощутив его остроту, она только удивленно ахнула.

– Ты так ничего не поймешь, – сказал Гонсалес. – Пойдем к Себастьяну, увидишь, что такое бой с настоящим противником.

Счастливые и немного запыхавшиеся, они ввалились в соседнюю комнату.

– Себастьян, вставай! Давай покажем, что такое искусство настоящего испанского кабальеро.

Риос, услышав такое предложение, посмотрел на Фернана волком.

– У меня к тебе предложение куда лучше. Отошли свою красавицу, нам нужно серьезно поговорить.