Закат Пятого Солнца - [44]

Девушка часто сопровождала испанцев во время прогулок по городу. Она не могла похвастаться косоглазием или скошенным лбом – чертами столь привлекательными в понимании индейцев – но Фернан видел, какими восхищенными взглядами провожают ее мужчины. И тот факт, что эта красавица принадлежит ему, наполнял душу молодого человека гордостью.

Вот уже почти месяц испанцы провели в этом странном плену. В их жизни ничего не менялось. Они все так же свободно бродили по городу, окруженные эскортом воинов и слуг, наряжались в богатые одежды, ели самые изысканные блюда, упражнялись в местном языке. И время от времени задавались вопросом – чего же хотят от них индейцы?

Фернан, по самой своей природе любопытный и жадный до знаний, совал нос повсюду, куда только можно. Как-то он увлекся работой одного скульптора. Немолодой уже мужчина, худой, жилистый, в одной набедренной повязке долго крутился вокруг квадратной серой глыбы. Известняковый монолит, высотой не уступающий человеку, стоял возле недавно возведенного в центре города здания. Похоже, именно здесь и будет стоять творение, скрытое пока под слоем камня.

Арсенал мастера состоял из целой дюжины каменных резцов, топориков и зубил. Рядом лежали еще и молотки самых разных размеров. Скульптор хватал то один инструмент, то другой, примерялся и со знанием дела сноровисто долбил глыбу. Потом брал в руки тесьму с разметкой и скрупулезно замерял результаты своей работы, соблюдая известные лишь ему размеры и пропорции.

Первый этап создания статуи испанцы пропустили. Сейчас процесс был в самом разгаре. Боковые грани стелы оставались гладкими. Похоже, что выпуклое изображение подразумевалось лишь на лицевой стороне. Под ударами твердого базальтового резца постепенно проступали черты задуманного творцом. Фигура, в которой человеческие черты в равных долях смешивались с чудовищными. Руки, сложенные на животе, ноги и торс выглядели вполне обычно, но голова оказалась огромной, гипертрофированной. Из раскрытого рта вываливался длинный язык, опускаясь до самого массивного квадратного подбородка. Глаза были непомерно велики, крючковатый нос напоминал клюв хищной птицы. Лоб украшал сложный орнамент, а над ним скалилась клыкастая пасть дракона, готовая, казалось, вцепиться в макушку человека.

– Зачем они повсюду делают изображения чудовищ? – вполголоса спросил Фернан. – Ты хотя бы где-нибудь здесь видел прекрасную скульптуру?

– Не видел, – признал Себастьян. – Кстати, морда этой твари больше всего похожа на маску того мясника, который вырезал сердце девушке на вершине пирамиды.

Испанцам сложно было принять такое искусство. В Европе шел триумфальный расцвет Возрождения. Несравненные гении – Леонардо, Микеланджело, Рафаэль – к этому времени создали величайшие произведения. Другие выдающиеся мастера творили свои шедевры. Картины, скульптуры, барельефы воспевали красоту человеческого тела. Как религиозные, так и мифологические сюжеты стремились запечатлеть в камне, металле, красках совершенство линий. Передать абсолютную гармонию. В Испании и Италии статуи пророков, Девы Марии или античных героев ваяли с таким искусством, что они казались живыми людьми, заключенными в непроницаемую темницу мрамора или бронзы.

Разумеется, европейцы, столкнувшиеся с традициями скульптуры, принятыми у майя, не могли оценить их привлекательность. Но вот что не подлежало сомнению, так это мастерство индейцев. Человек на барельефе, сколь бы отталкивающей внешностью он не обладал, удивлял тонкостью работы и мощью производимого впечатления. Глаза на огромной голове смотрели свирепо и требовательно, толстые губы правдоподобно кривились в насмешке. Казалось, что могучие руки только и ждут момента, чтобы протянуться вперед и схватить зазевавшегося прохожего. Перья, украшавшие голову, выглядели вполне настоящими, так изящно они были выточены. Казалось, что стоит подойти, махнуть рукой и они осыплются вниз.

Подобные барельефы не раз попадались на глаза конкистадорам. Они уже знали, что эта работа еще не завершена. После того, как скульптура будет окончена, ее раскрасят, что придаст композиции еще большую художественную силу. То есть, с точки зрения испанцев, изваяние станет еще более мрачным и устрашающим. Грозные глаза обретут внимательные зрачки, перья и одежда запестреют яркими цветами. Весь барельеф заиграет самыми разными оттенками. Диким и непривычным, хотя и искусным был этот монумент.

Впереди Фернана и Себастьяна ждало немало интересного. Перед ними открывались любые двери. И время от времени испанцы этим пользовались. Заходя в мастерские, они наблюдали за ремесленниками, которые воспринимали это любопытство с восторгом. Водя гостей за собой, мастера показывали им всю специфику своей работы, сопровождая экскурсию подробными комментариями. Мало что удавалось понять из этих объяснений, но глаза помогали там, где оказывалась бессильна речь. Так конкистадоры постепенно увидели, как местные жители делают посуду, ткут ткань и обрабатывают нефрит.

Чика почти всегда сопровождала испанцев во время этих прогулок. То, что их удивляло и интересовало, казалось ей совершенно обыденным и вряд ли достойным внимания. Тем не менее, девушка надолго не оставляла Фернана одного. Она терпеливо бродила с конкистадорами по городу, стараясь объяснить им все, чего они не понимали. Там, где слова оказывались бессильны, в ход шли мимика и жестикуляция. Работники в мастерских кланялись ей ничуть не меньше, чем самим испанцам. Она же общалась со всеми дружелюбно и с самой искренней улыбкой.