Закат на Авеню Монтень - [17]

— Я не могу допустить, чтобы мой отец снова попал в тюрьму.

После этих слов она окончательно сдалась. Из небесно-голубых глаз ручьем покатились слезы и моя рубашка в секунду стала мокрой. Софи не пыталась сопротивляться да и не нужно было это. Она плакала, ее руки буквально вгрызались в мои плечи, так, что порой мне становилось больно. Я попытался ее успокоить, но она не слушала.

— Не уходи от меня. Ты не можешь так поступить.

В такие моменты я не знал что надо делать. Я был полицейским, а не психологом, и успокоить женщину у меня получалось так же хорошо как строительным ломом высечь скульптуру из камня. Я сказал то, что должен был сказать в такой момент, может я поступил не верно по отношению к себе, но на тот момент это было единственно правильное решение.

— Я не уйду. Обещаю тебе.

Жребий брошен, теперь отступать было некуда. Глупо давать обещания, а потом с легкой ухмылкой не выполнять их. Я так не могу. Я так не воспитан.

Потихоньку она стала успокаиваться. Ее дыхание стало ровным и мягких, а глаза вновь засверкали голубым цветом.

— Простите комиссар, я была сама не своя.

Софи отпустила меня и тихо отошла в сторону поближе к небольшому окну.

— Спасибо вам, Лефевр, я этого не забуду. Вы даже не представляете, чего мне стоила эта искренность. Я всю жизнь полагала, что вокруг нас одни лжецы, лицемеры, которым чужды искренность и доброта, и не способные на сострадание. Все это время, начиная с того самого дня, когда я похоронила своего отца мне было некому рассказать все это. Наверняка вы считаете меня ведьмой, я знаю это, может не отрицать это. Может я чего-то не понимаю, но назвать меня глухой точно нельзя. Я постоянно слышу, как за моей спиной меня обвиняют во всех смертных грехах, называя мужененавистницей.

— У вас есть мужчина?

Она отрицательно покачала головой.

— А был?

— Нет… никогда.

— Никогда?

— Вас удивляет, что в наше время еще можно остаться нетронутой. Я пыталась влюбиться, но все было напрасно, меня просто напросто не воспринимали всерьез, думая, что я просто веду очередную игру. Женщины мной восхищались, а мужчины обходили стороной. Сама удивляюсь как я не стала лесбиянкой.

Она натянуто улыбнулась.

— Но однажды я встретила мужчину, он был младше меня на три года и абсолютно не имел обо мне никакого представления. Он не знал кто я, кем и где работаю, его это просто не интересовало. Каждое утро я находила возле своей двери небольшой букет цветов с запиской от него. Он был писатель, и каждый раз посвящал мне очередное четверостишье. Так продолжалось четыре месяца — мы были счастливы, наверное так, как обычно об этом пишут в книгах. Впервые за столько времени мои мысли были забиты только о нем. Ни работа, ничто не могло заслонить их, я буквально жила ими, казалось, что вот-вот и за моей спиной вырастут крылья…. Но вскоре все рухнуло в один миг. Пару лет назад мне пришлось делать доклад по одному громкому делу, я тогда сказала, что буду очень занята и не смогу пойти с ним на презентацию его сборника стихов. Он был обижен, но смог смириться. Каково же было мое удивление, когда в зале, где проходил доклад, вдруг появились репортеры с журналистами центральных телеканалов. Это было для меня очень неожиданно, т. к. журналисты не были заранее приглашены, но отступать было некуда. То мероприятие освещали все телеканалы. Какими только заголовками журналисты не украшали свои газеты. Меня называли как угодно, но только не женщиной.

— И он увидел это?

— Да… наверное… по крайней мере, после того доклада я больше никогда не видела цветов под своей квартирой.

— Неужели он испугался?

— Он был романтиком, сентиментальным, хрупким, такие люди живут образами, идеалами и очень сильно переживают, когда они рушатся. Тот доклад разрушил все, что мы построили за четыре месяца, до самого основания. Это было очень тяжело, я больше не хотела заводить отношения, семью, детей. Я ненавидела всех: журналистов, газетчиков, полицейских, всех, кто так или иначе приложил руку к моей жизни и сделал ее такой, какая она сейчас есть.

Софи продолжала говорить, медленно, монотонно, но каждое слово будоражило и заставляло напрягаться. Она была другой — безусловно. Вся ее карьера, работа и репутация, были лишь ширмой, прикрывающей ту боль и отчаяние, которую она испытывала с каждым днем все сильнее и сильнее. Мне было жаль ее. Судьба слишком плохо отнеслась с ней, даже хуже, чем может показаться на первый взгляд. Конечно, у нее было все, о чем может мечтать современный человек: деньги, власть, уважение, но не было простого человеческого понимания и счастья. Того, чего нельзя было купить за деньги как бы ты этого не хотел. И она это понимала.

* * *

Время пролетело, как пуля, выпущенная из автоматической винтовки. Мы разговаривали. Все время, почти не останавливаясь, лишь изредка отрываясь на кофе и сигареты. Нам было что сказать. Каждому из нас, в той или иной мере нужно было выговориться и более подходящего слушателя, чем такой же изнеможенный молчанием человек, было просто не найти.

Софи вела себя раскрепощено, она больше не строила из себя железную леди. Расслабленно усевшись на широком кресле, ее руки то и дело скользили по белой полурасстегнутой блузке, не понимая что делать дальше, а глаза блестели сапфировым блеском.