Закат Карфагена - [203]
Крестьянка, следовавшая за ним во всех его пророческих странствиях, нашла его среди убитых и раненых. С помощью трех других женщин она сняла два трупа, лежавшие поперек его тела, и перенесла его в переднюю комнату одного из домов. Герсаккон был весь в ушибах и кровоподтеках, голова у него была проломлена. Когда женщины стали его оплакивать, он открыл глаза. В них в последний раз сверкнул огонь жизни, и он умер.
Так сказала крестьянка. Она омыла его тело водой с настоем из трав. И после того как она вместе с другими женщинами тайком отнесла тело на кладбище и похоронила его, она вернулась к своей семье в горы.
— Несмотря ни на что, — сказал Ганнон своим друзьям, когда они беседовали после обеда, — день прошел хорошо. Только в одном месте произошли беспорядки, грозившие стать опасными: во главе толпы был какой-то безумный фанатик. Но, к счастью, один из моих отрядов оказался поблизости и подавил бунт в самом начале, не дал ему распространиться дальше. В общем, было много шума и произошло несколько уличных скандалов. Чернь была слишком неуверенна, она растерялась без вожаков. К ночи все укрылись в свои берлоги, как побитые собаки.
Гости, попивая греческое вино из изящных шестицветных бокалов александрийского стекла, что-то одобрительно бормотали, выражая свое восхищение политической проницательностью Ганнона.
— Мы нанесли несколько ударов, — продолжал Ганнон икая. Он положил на стол палочку, которой чистил ухо, и взял несколько бумаг. — Мы это сделали еще прошлой ночью, даже не зная точно, что предпримет Ганнибал. Я считал, что разумнее всего первыми нанести удар и убрать так называемых руководителей этой клики. Я послал несколько человек, переодетых кочевниками, поджечь усадьбу одного негодяя, по имени Азрубал, — он возбуждал недовольство в деревне. Налет прошел успешно. Как мне сказали, два сына этого подлеца убиты.
Он отпил от своего бокала и щелкнул пальцем по захватанным листкам папируса, которые держал в руке.
— Не хочу надоедать вам подробностями. Это всего лишь подонки, получившие по заслугам… — Его взгляд задержался на нескольких именах. — Намилим, опасный бандит, главарь десятка заговоров; ему раскроили череп. Кстати, его жена была изнасилована — но это уже в придачу. Балшамер сброшен в сточную трубу — шумливый эллинствующий дурак. Эсмуншилен… сожжен дом… Герои, стеклодел… бежал на прошлой неделе, вероятно в Лилибей, его мастерская снесена с лица земли… И так далее. Менее важных преступников мы сможем наказать на досуге. Трибунал Сотни теперь, разумеется, будет восстановлен, как полагается. — Он хлопнул в свои жирные ладоши: — Пусть войдут танцовщицы! Живей! И уберите эту жаровню, а то кто-нибудь споткнется об нее.
Он рыгнул, вежливо прикрыв рот ладонью, и гости почувствовали по этой отрыжке, что политическое напряжение уменьшилось. Их улыбки отразили серебристый звон украшений на еще невидимых танцовщицах.
