Закат Карфагена - [202]

Да, все было прекрасно продумано. Ганнон встревожился, лишь узнав, что Ганнибал исчез. Но после того как лучшие его шпионы доставили ему донесения, он решил, что Ганнибал просто бежал, бросив все на произвол судьбы. В эту минуту толпа зашумела на площади, и Ганнон вышел, чтобы еще раз взглянуть на оборонительные сооружения.

6

Герсаккон был в полном неведении о политических событиях, но по разговорам вокруг понял, что народ очень неспокоен и что совершается какое-то предательство. И снова внешний кризис начал растворяться в огне его крови, и он уже не мог различить внешнее и внутреннее смятение. Один миг, когда весь мир словно превратился в кристалл, медленно вращающийся и освещенный изнутри, он почувствовал, что ничто не может спасти мир, кроме духовного преображения, и что агония мира может кончиться только с нравственным возрождением каждого и с осуществлением доброй воли. Затем кристалл как будто треснул и раскололся на мириады быстро кружащихся форм жизни, которые были, однако, лишь тенями пламени единства, и он ощутил, что добрая воля, для проявления которой нужен мир людей, была лишь отражением в отдельной личности великого расширяющегося целого. И затем наступали мгновения, когда не было противоположности между обоими явлениями и гармония выражалась в его потребности взывать к братству и требовать немедленных действий. Все или ничего. Среднего пути не было. Средний путь — это иллюзия зла. В этом он не сомневался. Люди должны полностью отрешиться от своего нынешнего мира, от страхов, которые привязывает их к этому миру.

Он начал говорить перед народом, стоя у порога какого-нибудь дома, видя перед собой лишь расплывчатые очертания лиц.

— Я пришел к вам с призывом покаяться… Никогда не избавитесь вы от проклятия обетами и жертвоприношениями, обрядами, которые сковывают вас страхом, хоть вам и кажется, что они преграждают путь к проклятию. Я пришел сказать вам о пагубности жертвоприношений, о пагубности пролития крови. Вы должны оставить этот мир. Вы должны родиться вновь.

В его проповеди было нечто неуловимо созвучное настроению и чаяниям окружающих его людей. Они вдруг почувствовали себя потерянными, лишенными своих руководителей, почувствовали угрозу, надвигающуюся на них со всех сторон. Где еще была надежда, как не в этом голосе, обещающем чудесные перемены, если только они будут верны сущности этого благочестия, которое их так глубоко взволновало?

— Где безопасность? Говорю вам, безопасность в опасности. Где надежность? Говорю вам, надежность в отказе от всего ради гласа единения. Где спасение? Говорю вам, спасение в отказе от жертвы крови.

Слушая его, они все понимали, что не в силах долее выносить свою жизнь. Мир братства возникал из их мучительных надежд, сбывался в голосе, призывавшем их не искать опоры в материальном, а доверять только голой человеческой сущности. Они трепетали и колебались, и у них вырывался вздох страстной тоски, и они кричали славу. Женщины утверждали, что видят бога в образе голубя или цветка, который сочетался с их жизнью, и они с пеной на губах бормотали голосами духов и падали ниц с горящими глазами под завесой распущенных волос. Из сознания, что все погибло, люди отнимали у себя последнюю отчаянную мечту о победе. Все было потеряно. Это был перелом жизни, ибо, когда достигнуты глубины глубин гибели, дальше уже некуда падать. После равноденствия нужды наступил взлет к изобилию.

Для Герсаккона главным было то, что его сомнения кончились навсегда и что вера вела его к полноте душевного взаимодействия, которого он жаждал. Ему не приходилось думать, чтобы находить слова. Жизнь была настолько упрощена и приведена к единой форме, что действие свободно вытекало из необходимости, что действие и слово были одно и то же. Казалось, ничто не может противостоять этой торжествующей гармонии, воплощенной в откликающихся на его зов мужчинах и женщинах вокруг него.

Он пошел по улице во главе бегущей за ним толпы. Как будто все бедняки Кар-Хадашта последовали за ним, выходя прямо из стен, появляясь из-под земли.

— Добрая весть, которую я принес вам, — только для бедных и обездоленных, для страждущих и голодных. Да будут прокляты богатые, да будут прокляты мужчины и женщины, что разжирели на крови своих собратьев. Да не останется никто из них живым на земле, которую они осквернили. Да выбросит их могила семь раз, да пожрут их трупы хищные звери…

Он был проникнут глубочайшей верой. Ничто не могло затемнить ясность его уверенности в том, что наступит миг полного обновления, когда с непобедимой силой и любовью встанет из этого смертного мира преображенное тело Нового Человека, Сына Человека, безжалостно изгоняя тех, кто держится суетности этого мира, и примет в свою радостную общность всех, у кого нет иных уз, чтобы поддержать себя, кроме уз братства. Его уверенность не поколебалась, когда испуганный главарь отряда, укрытого Ганноном в большом товарном складе, дал приказ к нападению. Пустив в ход дреколья, мечи и заостренные дубинки, отряд врезался в головную часть поющего гимны шествия. Герсаккон упал одним из первых и был растоптан ногами бандитов.