Закат и падение Римской империи. Том 7 - [46]

На берегах Ганга Тимур узнал от своих быстрых гонцов о смутах, возникших на границах Грузии и Анатолии, о восстании христиан и о честолюбивых замыслах султана Баязида. Его умственные и физические силы не ослабели от шестидесятитрехлетнего возраста и от вынесенных им бесчисленных лишений; проведя несколько месяцев на покое в самаркандском дворце, он объявил о намерении предпринять семилетнюю экспедицию в западные страны Азии. Солдатам, участвовавшим в индийском походе, он предоставил на выбор или оставаться дома, или следовать за их государем, но войскам всех персидских провинций и царств было приказано собраться в Исфагани и ожидать там прибытия императора. Они были направлены прежде всего против грузинских христиан, все оборонительные силы которых заключались в их утесистых горах, в их замках и в зимнем времени года; но эти препятствия Тимур преодолел своим рвением и своей настойчивостью; мятежники подчинились требованию или уплачивать дань, или исповедывать Коран, и хотя последователи обеих религий хвастались своими мучениками, на это название имели более прав христианские пленники, которым были предоставлены на выбор отречение от их веры или смертная казнь. В то время как император спускался с гор, он принял в аудиенции первых послов Баязида и завел с этим последним те неприязненные сношения, которые заключались в жалобах и угрозах и привели по прошествии двух лет к окончательному разрыву. Между двумя завистливыми и высокомерными соседями редко бывает недостаток в мотивах для ссоры. Завоевания монголов и оттоманов соприкасались в окрестностях Эрзерума и Евфрата, а границы между теми и другими не были точно установлены ни продолжительным владением, ни договорами. Каждый из двух честолюбивых монархов мог обвинять своего соперника в нарушении неприкосновенности его территории, в опасности, грозившей его вассалам, и в покровительстве мятежникам, а под именем мятежников каждый из них разумел тех спасшихся бегством князей, владения которых он себе присвоил и которых он безжалостно преследовал с намерением лишить их жизни или свободы. Сходство их характеров было еще более опасно, чем противоположность их интересов; в своей победоносной карьере Тимур никого не признавал себе равным, а Баязид был уверен, что никого нет выше его. Первое посланиемонгольского императора должно было не смягчить, а раздражить турецкого султана, о семействе и нации которого Тимур отзывался с притворным презрением. "Разве ты не знаешь, что большая часть Азии нами покорена и подчинилась нашим законам? что наши непреодолимые военные силы владычествуют на всем пространстве от одного моря до другого? что земные монархи выстраиваются в линию перед нашими дверями? и что мы заставили саму фортуну охранять благоденствие нашей империи? На чем основаны твоя дерзость и безрассудство? Ты выиграл несколько сражений в лесах Анатолии; это достойные презрения трофеи! Ты одержал несколько побед над европейскими христианами; твой меч был благословлен апостолом Божи-им, и только ради того что ты исполнил требование Корана, ведя войну с неверующими, мы не хотим раззорять твои владения, которые служат пределом и оплотом для мусульманского мира. Будь благоразумен вовремя; одумайся, раскайся и отврати от себя громовые удары нашего мщения, которые еще висят над твоей головой. Ты ничего более как муравей; зачем же ты стараешься раздражить слонов? Ведь они раздавят тебя своими ногами". В своем ответе Баязид излил негодование души, глубоко оскорбленной такими непривычными для нее выражениями презрения. Осыпав своего противника унизительными упреками в том, что он степной разбойник и мятежник, вождь оттоманов перечислил славные победы, одержанные им в Иране, в Туране и в Индии, и старался доказать, что Тимур одерживал верх над своими врагами только благодаря своему вероломству и благодаря порокам своих противников. "Допустим, что твоим армиям нет числа; но разве можно сравнивать стрелы летучих татарских отрядов с палашами и с боевыми секирами моих непоколебимых и непобедимых янычаров? Я удержу при себе тех принцев, которые искали моего покровительства; ищи их в моих палатках. Города Арзинган и Эрзерум принадлежат мне и, если они не уплатят мне положенной дани, я потребую уплаты этих недоимок под стенами Тебриза и Султании". Неукротимая ярость побудила султана нанести его противнику оскорбление, которое имело более личный характер. "Если я обращусь перед тобою в бегство, — сказал он, — пусть мои жены будут удалены от моего ложа тройным разводом; но если у тебя недостанет смелости сразиться со мною в открытом поле, пусть твои жены возвратятся к тебе, три раза побывав в объятиях чужеземца". Всякое нарушение тайн гарема на словах или на деле считается у турок непростительным оскорблением, поэтому политическая вражда между двумя монархами усилилась от желания отомстить за личные обиды. Впрочем, в свою первую экспедицию Тимур удовольствовался осадой и разрушением крепости Сивы, или Себасты, лежавшей на границе Анатолии, а нескромность вождя оттоманов он выместил на гарнизоне из четырех тысяч армян, которых приказал похоронить живыми за то, что они с мужеством и преданностью исполняли свой долг. В качестве мусульманина он, по-видимому, относился с уважением к благочестивой деятельности Баязида, который был в ту пору занят блокадой Константинополя; дав своему противнику этот полезный урок, монгольский завоеватель приостановил преследование неприятеля и повернул в сторону, в направлении к Сирии и к Египту. В рассказах об этих событиях и восточные писатели, и даже сам Тимур давали оттоманскому монарху титул Румского Кесаря, или Романского Цезаря, который можно было не без основания давать такому монарху, который владел странами, когда-то принадлежавшими преемникам Константина, и угрожал их столице.