Закат и падение Римской империи. Том 6 - [7]

Почти через четыре года после одержанных над Персией побед спокойствие и самого Ираклия, и его империи было еще раз нарушено появлением нового врага и новой религии, могущественное влияние которой восточные христиане сильно чувствовали на себе, но едва ли ясно сознавали его причины. В своем константинопольском или в своем антиохийском дворце император был встревожен известиями о вторжении арабов в Сирию, о потере Босры и об опасности, угрожавшей Дамаску. Семидесятитысячная армия, состоявшая частью из ветеранов, частью из новобранцев, была собрана в Хомсе, или Эмесе, под главным начальством полководца Вердана, а эти войска, состоявшие преимущественно из кавалерии, могли безразлично назваться сирийскими, греческими или римскими - сирийскими, по имени провинции, в которой они были набраны и которая была театром военных действий, греческими - по религии их монарха и по языку, на котором он говорил, и римскими - по тому громкому имени, которое еще не переставали профанировать преемники Константина. В то время как Вердан ехал по равнине Аизнадина на белом муле, украшенном золотыми цепочками, а вокруг него несли знамена и штандарты, он был удивлен приближением свирепого и полунагого воина, задумавшего осмотреть занимаемые неприятелем позиции. Это был Дерар, отважное мужество которого было внушено и, быть может, преувеличено энтузиазмом его времени и его соотечественников. Ненависть к христианам, жажда добычи и презрение к опасностям были самыми выдающимися наклонностями отважного сарацина, а перспектива неизбежной смерти никогда не могла поколебать его религиозной самоуверенности, никогда не могла ослабить его хладнокровной решимости и даже не могла заглушить несдержанной и воинственной шутливости его нрава. В самых отчаянных предприятиях он был и отважен, и предусмотрителен, и счастлив; после бесчисленных опасностей и после того, как он три раза попадался в плен к неверным, он пережил завоевание Сирии и получил свою долю награды за этот успех. В настоящем случае он один устоял против тридцати римлян, высланных против него Верданом, и, убив или сбросив с лошади семнадцать из них, Дерар возвратился целым и невредимым к своим товарищам, громко превозносившим его мужество. Когда главнокомандующий слегка упрекнул его за опрометчивость, он стал оправдываться с наивностью простого солдата. "Нет, - говорил Дерар, - не я начал борьбу: они пришли с целью захватить меня, и я боялся, чтоб Бог не увидел меня бегущим от врага; действительно, я сражался с увлечением, и Бог, без сомнения, помог мне справиться с ними; если бы я не боялся ослушаться ваших приказаний, я бы не ушел оттуда, и я уже предвижу, что они попадутся в наши руки". На глазах обеих армий один почтенный грек вышел из рядов неприятельской армии с выгодными для сарацинов мирными предложениями: за то, чтоб они удалились, им предлагали для каждого солдата по одной чалме, по одному платью и по одной золотой монете; их начальнику предлагали десять платьев и сто золотых монет, а халифу - сто платьев и тысячу золотых монет. Презрительная улыбка выразила отказ Халида. "Собаки-христиане, вы хорошо знаете, что вам предстоит выбор между Кораном, уплатой дани и битвой. Мы - такой народ, который находит более наслаждений в войне, нежели в мире, и мы презираем ваши жалкие подаяния, так как и ваши богатства, и ваши семьи, и вы сами скоро будете в нашей власти". Несмотря на это кажущееся пренебрежение к врагу, Халид был глубоко проникнут сознанием общей опасности. Те из мусульман, которым случалось бывать в Персии и видеть армии Хосрова, признавались, что они никогда еще не видали более грозных военных сил. Из численного превосходства неприятельских войск хитрый сарацин извлек новый мотив, чтоб воспламенить мужество своих солдат. "Перед вами, - сказал он, - стоят соединенные силы римлян; ускользнуть от них нет никакой возможности, но вы можете завоевать Сирию в один день. Исход сражения зависит от вашей дисциплины и стойкости. Берегите свои силы для вечера. Ведь пророк обыкновенно побеждал по вечерам". В двух происходивших одно вслед за другим сражениях его сдержанное мужество устояло и против неприятельских стрел, и против ропота его собственных войск. Наконец, когда неприятель почти совершенно истощил и свое мужество, и свои запасы стрел, Халид подал сигнал к наступлению и к победе. Уцелевшие остатки императорской армии спаслись бегством в направлении к Антиохии, Кесарии и Дамаску, а за смерть четырехсот семидесяти мусульман служила вознаграждением уверенность, что они отправили в ад более пятидесяти тысяч неверных. Захваченная в этот день добыча была неоценима; она состояла из множества золотых и серебряных знамен и крестов, из драгоценных каменьев, из серебряных и золотых цепей и из бесчисленного количества самого богатого оружия и нарядов. Общее распределение добычи было отложено до взятия Дамаска; но захваченные запасы оружия оказались очень полезными и послужили орудием для новых побед. Известие об этом блестящем успехе было отправлено к халифу, а те из арабских племен, которые относились равнодушно или враждебно к миссии пророка, стали настоятельно требовать своей доли из собранной в Сирии жатвы.