Закат и падение Римской империи. Том 6 - [40]

Вместе с жизнию восьмого из Аббассидов, Мутасима, угасла слава и его рода, и его нации. Когда арабские завоеватели разлились по Востоку и смешались с раболепными персами, сирийцами и египтянами, они мало-помалу утратили любовь к свободе и воинские доблести степных уроженцев. Мужество южан есть искусственный плод дисциплины и предрассудков; когда влияние энтузиазма прекратилось, халифы стали набирать свои наемные войска в тех северных странах, где мужество есть натуральный продукт климата. У тюрок, живших по ту сторону Окса и Яксарта, они стали захватывать в плен или приобретать покупкой сильных юношей, которых приучали к военному ремеслу и обращали в магометанскую веру. Эти турецкие телохранители окружали трон своего благодетеля, а их начальники присвоили себе высшую власть и во дворце, и в провинциях. Мутасим, который был первым виновником этого опасного обыкновения, ввел в столицу более пятидесяти тысяч тюрок; их своеволие возбудило общее негодование, а ссоры между солдатами и городскими жителями побудили халифа удалиться из Багдада и перенести как свою собственную резиденцию, так и лагерь своих любимцев-варваров в Самарру, построенную на берегах Тигра почти двенадцатью милями выше города Мира. Его сын Мутаваккил был недоверчивый и жестокосердый тиран: будучи ненавидим своими подданными, он положился на преданность иноземцев, а эти иноземцы, из честолюбия или из опасений за свою собственную жизнь, соблазнились выгодами, которые мог им доставить государственный переворот. По наущению его сына или, по меньшей мере, в интересах этого сына они вломились в апартаменты халифа в час ужина и разрубили его на семь частей теми самыми мечами, которые он незадолго перед тем раздал телохранителям для того, чтоб они защищали его жизнь и его трон. Мустансир был с торжеством посажен на этот трон, с которого еще капала кровь его отца, но в течение своего шестимесячного царствования он ничего не знал, кроме терзаний преступной совести. Если правда, что он плакал, глядя на старинную ткань, изображавшую преступление и наказание Хосроева сына, если правда, что его жизнь сократили скорбь и раскаяние, то мы можем отнестись с некоторым состраданием к отцеубийце, который восклицал перед смертию, что он лишил себя счастия и в этой жизни, и в будущей. После этого изменнического злодеяния иноземные наемники то вручали, то отнимали одеяния и посох Мухаммеда, служившие отличительными признаками верховной власти, и в течение четырех лет выбрали, низложили и умертвили трех повелителей правоверных. Всякий раз, как тюрки воспламенялись страхом, яростью или корыстолюбием, они за ноги вытаскивали этих халифов из дворца, жарили их нагими на солнце, били их железными палицами и заставляли их покупать отречением от их звания отсрочку неминуемой гибели. Впрочем, ярость этой бури в конце концов или истощилась, или направилась в другую сторону; Аббассиды возвратились в более спокойную багдадскую резиденцию; наглость тюрок была сдержана более твердою и более искусною рукою, а их силы частию разъединились, частию истощились в заграничных войнах. Но восточные народы уже научились презирать преемников пророка, и чтоб достигнуть внутреннего спокойствия, пришлось ослабить и военное могущество, и дисциплину. Пагубные последствия военного деспотизма до такой степени повсюду одинаковы, что я здесь как будто повторяю историю римских преторианцев.

Между тем как пыл энтузиазма охладевал под влиянием деловых занятий, удовольствий и тогдашних научных познаний, он горел с сосредоточенной силой в сердцах немногих избранников, которым религиозная восторженность была по душе и которые стремились к владычеству или в этом мире, или в будущем. Как ни была тщательно закончена книга меккского пророка, честолюбие и (если нам будет дозволено профанировать это слово) здравый смысл фанатиков могли допускать, что после следовавших одна вслед за другою миссий Адама, Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса и Мухаммеда, тот же Бог с течением времени поведает путем откровения еще более совершенный и неизменный закон. В 277 год хиджры один арабский проповедник, по имени Кармат, появившийся в окрестностях Куфы, присвоил себе пышные и непонятные титулы Руководителя, Правителя, Доказательства, Слова, Святого Духа, Верблюда, Предвестника Мессии, который, по его словам, беседовал с ним в человеческой форме, и представителя Сына Али, Мухаммеда, св. Иоанна Крестителя и Ангела Гавриила. В изложении своего мистического учения он придал правилам Корана более духовный смысл: он ослабил требования, касавшиеся омовений, постов и благочестивых странствований, разрешил употребление вина и запрещенных яств, и, чтоб поддержать рвение своих последователей, предписал им ежедневное повторение пятидесяти молитв. Праздность и умственное возбуждение следовавшей за ним толпы грубых поселян обратили на себя внимание куфских властей; робкое преследование содействовало успехам новой секты, а имя пророка стали еще более чтить после того, как он расстался со здешним миром. Его двенадцать последователей рассеялись между бедуинами, принадлежащими, по словам Абу-л-Фида, "к той породе людей, которая одинаково лишена и здравого смысла, и религии", и успех их проповеди, по-видимому, стал угрожать Аравии новым переворотом. Карматы созрели для восстания, так как они не признавали прав дома Аббассидов и питали отвращение к светской пышности багдадских халифов. Они были способны подчиняться дисциплине, так как поклялись в слепой и безусловной покорности своему имаму, призванному к роли пророка волею Божией и народной. Взамен установленной законом десятины он требовал от них пятой доли их собственности и добычи; самые ужасные преступления он считал не более как нарушением повиновения, а благодаря принесенной его последователями клятве хранить тайну они действовали с большим единодушием и легко укрывались от преследований. После кровопролитной борьбы они овладели провинцией Бахрейном, лежавшей вдоль берегов Персидского залива; степные племена повсюду подчинялись скипетру или, вернее, мечу Абу Саида и его сына Абу Тахира, и эти мятежные имамы были в состоянии вывести в поле сто семь тысяч фанатиков. Халифовы наемники пали духом при приближении врага, который и не просил, и не давал пощады, а различие между двумя армиями в мужестве и выносливости объясняет нам, как велика была перемена, которую благосостояние произвело в характере арабов. Такие войска натурально терпели поражения во всех сражениях; города Ракка и Баальбек, Куфа и Басра были взяты неприятелем и разграблены; в Багдаде все пришли в смятение, и халиф дрожал от страха внутри своего дворца. Во время одной смелой экспедиции по ту сторону Тигра Абу Тахир проник до ворот столицы, имея при себе не более пятисот всадников. Моктадер приказал разрушить мосты и ежеминутно ожидал, что к нему приведут пленного мятежника или принесут его отрубленную голову. Его наместник, из страха или из сострадания, известил Абу Тахира об угрожавшей ему опасности и посоветовал скорей спасаться бегством. "Ваш повелитель, - сказал неустрашимый кармат посланцу, - имеет под своим начальством тридцать тысяч солдат, но во всей его армии нет таких трех людей, как эти". И, обратившись вслед за тем к троим из своих ратных товарищей, приказал одному из них вонзить в свою грудь меч, другому погрузиться в воды Тигра, а третьему стремглав броситься в пропасть. Они безропотно повиновались. "Расскажите, - продолжал имам, - то, что вы видели: прежде, чем наступит ночь, ваш главнокомандующий будет посажен на цепи вместе с моими собаками". До наступления ночи лагерь был захвачен врасплох, и угроза была приведена в исполнение. Для хищничества карматов служило предлогом их отвращение к религии, которую исповедовали в Мекке; они ограбили караван пилигримов, и двадцать тысяч благочестивых мусульман были покинуты среди жгучих песков, где их ожидала неизбежная смерть от голода и жажды. В другой раз они дозволили пилигримам беспрепятственно дойти до Мекки; но в то время, как благочестивые были заняты совершением торжественных обрядов, Абу Тахир взял священный город приступом и попирал ногами самые священные предметы магометанского культа. Тридцать тысяч граждан и иноземцев пали под ударами меча; священная территория была осквернена погребением трех тысяч трупов; Земземский колодец был наполнен кровью; золотой желоб был снят со своего места; нечестивые сектанты разделили между собою завесу Каабы и с торжеством перенесли в свою столицу самый дорогой для нации памятник - черный камень. После этих святотатств и жестокостей они не переставали опустошать границы Ирака, Сирии и Египта; но жизненный источник религиозного энтузиазма высох до самого корня. Вследствие угрызений совести или из корыстолюбия они снова открыли богомольцам доступ в Мекку и возвратили черный камень Каабы; но мы не считаем нужным исследовать, на какие партии они распались или чьим мечом они были окончательно истреблены. Появление секты карматов может считаться за вторую видимую причину упадка и разрушения империи халифов.